Книга Маленький ад для двоих - Елена Богатырева

— Это уже лучше, — сказала Галка, — так и объясним народу. Только ты должен сделать недовольный вид, мол, черт побери, отключили…

— Так? — спросил Ка, старательно хмуря брови, и Галка покатилась со смеху.

— Да ну тебя! Я вас, мужчина, не знаю. Где наш Ка? Куда вы его дели?

И он тоже засмеялся, как будто его поздравляли с праздником, с днем рождения… Ну конечно с днем рождения, потому что он вчера родился заново. Нет, не вчера, а недавно, совсем недавно, только он точно не помнит когда именно…

Их смех прервал телефонный звонок. Ка снял трубку и радостно представился.

— Привет, — заговорил Илья. — Ну и путаница эта твоя девчонка.

Сердце у Ка упало. А поскольку падало оно с очень большой высоты, то на минутку даже остановилось.

— Что ты имеешь в виду? — медленно, прислушиваясь, стучит оно или нет, спросил Ка.

— Ребенка у нее никакого нет. Мама уехала одна. Вот так. И потом, зря ты меня уверял, что она не имеет никакого отношения к твоему бизнесу. Я птица стреляная, меня не проведешь…

Ка машинально положил трубку. Он бросил ее непроизвольно, гремучую змею, от которой нужно было поскорее избавиться, хотя она уже и выплеснула весь свой яд. За те несколько секунд, пока под пальцами его снова не раздался звонок, он сообразил, что ничего не хочет слышать и знать. Но звонок трещал не переставая, и он снова поднял трубку:

— Нас разъединили…

4

Старик обожал сына. Он не смог удержать рядом с собой Ольгу, но сын, сын безраздельно принадлежал ему. Смущало только его сходство с матерью, но Старик уверял себя в том, что сходство было чисто внешним.

— Он двигается точно так же, как Ольга. И даже волосы со лба убирает совсем как она, — сказала как-то сухопарая дама.

И он сорвался. Впервые за всю жизнь. Он кричал ей, что не хочет ничего такого слышать, что все это совсем не так, и чтобы она никогда больше («слышите, никогда больше!») не смела этого говорить. А потом, на кухне, через несколько минут, извинялся: «Не знаю, что со мной…»

Но она, похоже, не обиделась, а только сказала: «Я понимаю». Он посмотрел на нее и увидел, что она действительно понимает. Но понимает что-то такое, что ему понимать совсем не хотелось, то, что ему не хотелось признавать.

Сын рос, и Старик постарался, чтобы у него было все. Все, чего он только ни пожелает. Но вот подарить ему друзей он не мог. Маленькие мальчики и девочки приходили к ним домой, затравленно озираясь, им было не по себе от садовых дорожек, проложенных красивыми петлями и усыпанных лепестками роз, цветущих вдоль них. Им было неловко ступать по бухарским коврам ручной работы, которые он привозил из Средней Азии, пить лимонад из хрустальных бокалов, похожих на большие льдинки, которые, казалось, одно неловкое движение и рассыплются в руках радужной крошкой. Они уходили подавленные, а потом, возвращаясь в свой обшарпанный дом, с кипящими кастрюлями на кухне, с пьяным отцом, храпящим вечно на диване, начинали тихо ненавидеть Альку.

Если бы у него был только самый лучший велосипед или, скажем, самый крутой видик, они бы завидовали ему и держались рядышком. Но у него была совсем другая жизнь, и чутье подсказывало детям, что им не по дороге, что такой жизни у них никогда не будет. Ни у них, ни у их детей. Потому что они не привыкли ступать по лепесткам роз, потому что отец их читает не Аристотеля, а бульварную газетенку, потому что у них, в конце концов, слишком широкие скулы и их матери слишком быстро старятся, сгорбившись над корытом для стирки… И они ненавидели Алика по-детски: изо всех сил.

И Алик рос один. Могли бы быть, конечно, рядом сыновья друзей отца, только все они давно уже жили в Америке. Он пытался как-то восстановить справедливость. Он сам (сам!) играл с Алькой в детские игры, в те, в которые играют обычно мальчики вместе. Но Альке не очень нравились такие игры, они казались ему немножко грубыми, немножко смешными и совсем-совсем не интересными.

Прошло лет десять, и, выйдя однажды на крыльцо, Старик пережил сильнейшее потрясение. У куста сирени, повернувшись к нему спиной, стояла Ольга. Она пыталась отломить цветущую ветку. Давно прошедшие времена налетели на него как ураган, и в эту минуту он понял, что Ольга так и не ушла из его жизни. Он так и носит ее с собой, как загадку Сфинкса, которую не в силах решить. Как головоломку, над которой будет биться всю жизнь. Почему все у них так сложилось? Любила ли она его? Хоть одну минуточку? Если бы он знал ответ, жизнь его была бы совершенно другой. Он не знал какой, но… А Ольга тем временем сломала ветку и медленно начала поворачиваться. Ему казалось, что он сходит с ума, когда над плечом блеснули влажные оленьи глаза, он едва не закричал, ему хотелось…

— Папа?

Конечно же, Ольга уже не придет сюда ломать его сирень. Но как права была старая дама, пусть земля ей будет пухом, как права была…

С этих пор Старик стал приглядываться к сыну внимательней. Да, он был повторением матери, ее точной копией. Он, казалось, не думал ни о чем, а жил только чувствами, только мимолетными впечатлениями, и этих впечатлений ему всегда недоставало. В университете у него появилась девушка. Сначала Старик не принял всерьез его рассказ о ней, но время шло, а они продолжали встречаться. Тогда он сел в машину как-то утром и поехал посмотреть на нее.

Неля с Аликом неторопливо шли по набережной. Она что-то рассказывала ему, и они вместе смеялись. Наверно, это был один из их лучших дней. Старик сидел в машине и разглядывал девушку. Маленькая, тоненькая, совсем неопытная. Но когда-нибудь она повзрослеет. И станет сильной. Что-то такое сквозит в ее движениях. Старику не нужно было разговаривать с человеком, чтобы понять его. Достаточно было увидеть.

И он увидел в Неле нечто такое, что испугало его. Он никак не мог подобрать названия этому. Это было как огненный шар, искрящийся удивительный шар чистого огня, в пламени которого можно было сгореть заживо. Нет, не каждому. Но в Алике было нечто, что могло сгореть в этих лучах. «Он ей не нужен, — с грустью подумал Старик. — И она очень скоро поймет это. И тогда…»

Неля была слишком сильной. Она была гораздо сильнее Алика. А раз так, значит, как только она повзрослеет и увидит его беспросветную слабость, то уйдет от него. Возьмет и уйдет.

Старик хорошо знал людей. Ради сделки ему даже пришлось как-то внушить такое же вот чувство превосходства некой бизнес-леди. Она одна была против подписания контракта с его фирмой, и он восхищался ее мужеством, ее силой. Он внушал ей, что они птицы одного полета. Он откровенно обольщал ее. И через несколько дней дама уже другими глазами смотрела на своего беднягу-мужа, и совсем, совсем другими глазами — на него. Вскоре она появилась на пороге его дома, глядя на глухой забор и сама не понимая, зачем ей все это нужно. И Старик вышел к ней, чтобы оценить, насколько его внушение удалось и как ярко горят ее глаза. «Подпишет», — решил он и увез куда-то в пригородную гостиницу, заставив пережить неповторимые сумбурные минуты грубой страсти, а потом, оставив ее дрожать от желания на простынях не первой свежести, переводить дух и ждать продолжения, ушел в душ. Оттуда он незаметно вышел и спустился вниз, позвонил ей в номер и посоветовал возвращаться к мужу.