Книга Я стою миллионы - Марина Серова

Высаживая меня у невысокого по американским стандартам здания — всего этажей пятнадцать, Билл шутливо отдал мне честь и буквально через секунду, подобно джинну из сказки, исчез за углом.

Я нашла фамилию Сердюковой на табличке с кнопками, вделанной в стену рядом с подъездом.

Дверь отпирается из квартиры. Можно позвонить, но нет никакой гарантии, что Сердюкова снова не отключит меня, как сделала это по телефону. Придется подождать…

Худощавый шатен лет двадцати семи с красивым и умным лицом, обрамленным мелкими кудряшками, не разочаровал меня.

Припарковав свой коричневый «Бьюик», он неторопливой походкой подошел к подъезду и вопросительно посмотрел на меня. Его открытый лоб с неглубокой складкой между бровей вкупе с ироничным взглядом светло-карих глаз и добродушной улыбкой сообщали лицу лукавое выражение. Трехдневная щетина, покрывавшая его щеки, черные брюки и такого же цвета замшевый приталенный пиджак, из кармана которого торчал красный в черный горошек платок, выдавали завсегдатая богемных клубов Нью-Йорка.

Выбирая ключ из связки, он искоса вопросительно поглядывал на меня.

— Забыла ключи, — неуверенно пожала я плечами, пытаясь придать своему голосу оттенок искреннего сожаления.

— Бывает, — сочувственно произнес незнакомец, любезно пропуская меня вперед. — Нэд Силвер, — представился он, когда мы подошли к лифту.

Нужно отметить, что у Нэда Сильвера был приятный вкрадчивый голос.

— Меня зовут Татьяна.

— From Russia? — вскинул он брови.

— Да, я приехала к сестре, но у меня возникли кое-какие проблемы.

— Проблемы? — переспросил Нэд, когда мы вошли в кабину.

— Понимаете, — приступила я к лицедейству, тем более что заинтересованный взгляд Нэда располагал к этому, — моя сестра… Мне седьмой, — сказала я, когда Нэд протянул руку к панели с кнопками. — Так вот, моя сестра — наркоманка, — произнесла я и умолкла, сделав вид, что мне нелегко говорить об этом.

Сдвинув брови, Нэд закивал головой, выражая свое сочувствие.

— Я приехала, чтобы отвезти ее в клинику, но она не впускает меня в квартиру. Отца она вообще не слушает. Бедный папа, — попыталась я раскачать голос до всхлипа и, обхватив лоб ладонью, уставилась в пол, — он не переживет этого!

— Все обойдется, — успокаивал меня пойманный на крючок Нэд, — могу я чем-то помочь?

— Ну, если вас не затруднит… — я смахнула несуществующую слезу, — она не открывает мне дверь. Я подумала, что, возможно, она открыла бы кому-то другому, например, вам.

Нэд почесал свою кудрявую голову. В эту минуту лифт остановился на седьмом этаже, и мы вышли. Я уверенно направилась в левое крыло здания, но, взглянув на номера квартир, поняла, что пошла не в ту сторону. Сделав вид, что я сильно озабочена и поэтому допустила ошибку, я развернулась на сто восемьдесят градусов. Семьсот восемнадцатая квартира находилась в самом конце коридора.

— Что я должен сказать? — спросил Нэд, когда я нажала кнопку звонка.

— Скажите, что вам нужны спички… или соль…

Чего ты несешь, девушка? Какие спички?

Но замок уже щелкнул, и дверь начала открываться.

— Благодарю вас, Нэд, — улыбнулась я озадаченному Сильверу. — Привет, Натали. — Я слегка отстранила открывшую мне блондинку, проскользнула в комнату и захлопнула за собой дверь.

Я почувствовала густой запах горелого картона — марихуана?

— Кто вы такая? — возмущенно спросила она по-английски.

Она была одного роста со мной и смотрела прямо на меня. Ее слегка прищуренные серо-голубые глаза были светлее, чем глаза ее сестры, но, пожалуй, чуть крупнее. Короткая модная стрижка немного всклокочена.

— Можешь называть меня Татьяной, я уже представлялась сегодня, — ответила я на чистом русском языке и, продефилировав в центр комнаты, расположилась на небольшом диванчике, — по телефону, только меня почему-то проигнорировали.

Короткий шелковый халатик едва прикрывал ее ягодицы. «Неплохая фигурка, — отметила я, — вот только грудь слегка отвисла».

— Убирайся отсюда, или я вызову полицию, — она сделала резкий жест рукой в сторону двери, — это тебе не совдепия.

— У меня нет никакого желания оставаться здесь дольше, чем это будет необходимо, — сказала я менторским тоном, — так что, на сколько я задержусь, зависит только от тебя.

Наталья, остававшаяся до сих пор у двери, кинулась к телефону, трубка которого валялась в кресле напротив меня.

— Сейчас ты у меня вылетишь отсюда, не была еще в участке? — криво усмехнулась она.

— Звони, звони, — спокойно сказала я, достала из кармана сигареты и прикурила от зажигалки, которую взяла со стола, — заодно угостишь их травкой. А может быть, порошочком, а? Неизвестно, кто дольше пробудет в участке.

— Сука! — Она швырнула трубку обратно на кресло.

— Ну, ты, полегче на поворотах, — пригрозила я, — копов вызывать я ведь не буду, просто разукрашу твой фэйс так, что родная мама не узнает.

— Да пошла ты, — все еще огрызалась Сердюкова, нервно расхаживая от окна до двери.

— Сядь, не маячь, — приказала я, — всего несколько вопросов, и я исчезну.

Она взяла со столика сигарету, прикурила, сделала несколько затяжек и только после этого села, закинув ногу на ногу.

— Итак, я слушаю. — Она уставилась на меня, но взгляд ее проплыл куда-то за мою спину.

— Скажи мне, пожалуйста, Наталья, когда ты последний раз была в России, а точнее в Тарасове? — Я стряхнула пепел и добавила: — Только не ври!

Сердюкова подняла глаза к потолку, как будто там были записаны даты ее вояжей, и изящно отвела руку с сигаретой в сторону.

— Последний раз… Ну… Может быть, месяца два назад, — неуверенно выдавила она.

— А если поточнее?

— Вспомнила, аккурат на женский праздник, мы еще с Валентиной приняли по этому поводу, — удовлетворенно выдохнула она.

— Долго ты там была?

— Да нет, пару дней.

— А какова была цель твоего приезда?

— Ну, с сестрой повидаться, с родителями. — Она поерзала на кресле, придвигаясь ближе к спинке.

— Отчего же ты так быстро вернулась? Неужели не соскучилась по родным?

— У меня здесь муж. Был… — И она зарыдала, уронив голову на колени.

Я успела выкурить еще одну сигарету, дожидаясь конца этого представления.

— К чему разыгрывать комедию? — спросила, когда плечи ее перестали вздрагивать и она подняла свое заплаканное лицо. — Ты ведь не любила его.

— Неправда!

— Нет, правда! Только сейчас это уже не имеет большого значения.