Книга Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало - Андрей Мягков

— Значит так, — сказал он наконец. — Спорить не будем. Запомни: на тебе свет клином не сошёлся. Знаешь такое выражение? Оно означает, что ты не одинок в своём бизнесе. Не забывай этого. Допёр? Поступим, как я скажу: чек предоплаты я выписываю без учёта охраны. После выполнения работы рассчитываемся в зависимости от возникшей ситуации.

Не дожидаясь согласия собеседника, он достал из кармана чековую книжку, вывел сумму прописью, расписался, оторвал листок, протянул его Брэду:

— Держи.

Тот проверил написанное, любовно сложил драгоценную бумагу пополам, спрятал в нагрудном кармане.

После этого они, не сговариваясь, одновременно поднялись из-за стола и разошлись в разные стороны.

Ни тебе «о’кей», ни «бай», ни даже «гуд бай». Молча разошлись. И это вовсе не означало, что русский с американцем расстались непримиримыми врагами. Нет. Это говорило лишь о том, что сделка между ними состоялась и они оба ею довольны.

В эту ночь Никитин спал как убитый. Видимо, гора, которая последние годы давила на его плечи, свалилась, и можно было снова начинать жить.

А уже ранним утром следующего дня, когда могучий серебристый лайнер, выполнявший рейс 214, Нью-Йорк — Москва благополучно миновал взлётную полосу и стал набирать высоту, Георгий Георгиевич, расплющив нос о стекло иллюминатора, с охватившим его чувством неописуемого восторга наблюдал, как постепенно уплывала, уменьшалась в размерах, таяла, переходя в небытие бездарная, тупая, прожорливая, ко всему и всем безжалостная страна Америка, куда отныне он по собственной воле полетит только в случае смертельной необходимости. И то под дулом пистолета.

От приятных мыслей его оторвал сидящий в соседнем кресле пожилой мужчина.

— Ну вы только посмотрите, что делается! А?! Вот, взгляните. — Он протянул Никитину цветную американскую газету. — Прочитайте. Вот подонки, что делают. Никак успокоиться не могут. Почитайте, почитайте.

В рубрике «Хроника минувшего дня» Никитин прочёл короткое сообщение.

«Вчера поздно вечером выстрелами из нарезного оружия были убиты бывшие советские подданные, ныне американские граждане, ведущий солист Нью-Йоркской балетной труппы Ринат Шуралиев и музыкант Ян Мысловский. Ведётся следствие».

— Ну что вы скажете? — возмущённо осведомился пожилой мужчина, когда Никитин вернул ему газету, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Что скажете?

— А что тут скажешь? Беспредел, — философски отреагировал Никитин.

— Причём дело в том, что я хорошо знал этого Рината. Не лично, конечно. Со сцены. Прекрасный был танцовщик. Под стать Барышникову. И что вы скажете?

— Трагично. — Георгий Георгиевич, в надежде, что от него отстанут, снова уткнулся в иллюминатор.

— И что? Так и будем терпеть? Сидеть сложа руки? — не унимался пожилой мужчина. — Будем ждать следующих сообщений?

Никитин с трудом обуздал острое желание послать соседа по известному направлению. Всем телом повернулся к нему. Спросил очень серьёзно:

— Простите, вас как зовут?

— Залман.

— Скажите, Залман, вы какими методами предполагаете реагировать на подобные безобразия? Политическими или силовыми?

Расчёт оказался верным: до самого приземления самолёта в международном аэропорту «Шереметьево» Залман не повернул головы в сторону Человека со Шрамом.

* * *

Что означает аббревиатура эМ, У и эР — то бишь МУР — расшифровывать — курам на смех, и те расхохочутся. Никому ведь не придёт в голову утверждать, что под этими тремя буквами скрываются какие-нибудь Мытищинские Урановые Раскопки или того чище: Мария Ульяновна Рабинович.

МУР — есть МУР. И так всем понятно: туда по доброй воле лучше не соваться.

Другое дело МУРавьи, которых ещё часто унизительно называют МУРашами или МУРашками. С одной стороны, — это трудолюбивые, как китайцы, твари: не трогайте их — и они безропотно с утра до ночи будут тянуть свою нелёгкую лямку, ни на что не жалуясь, помалкивая себе в тряпочку. Если же, не дай бог, что не по ним — долго терпят, жёстко стелят, но и спать не мягко: при случае могут и зубки показать: кучными стайками заползают обидчику в самые неподходящие, порой срамные места и небольно, вполне терпимо, но всё-таки жалят. МУРавьи — это основной контингент МУРа, рядовые трудяги, так сказать, низшее сословие, если и удостоенное какими должностишками и карьерными звёздочками, то очень маленькими, невооружённым глазом порой даже плохо различимыми на погонах своих парадных мундирчиков.

Что же касается МУРавьедов — тут уж совсем иная статья, смысл которой напрямую вытекает из самого названия — муравьЕД: это те, кто без зазрения совести и ничтоже сумняшеся поедают этих самых мурашей поедом. И не то чтобы с голодухи, а так, куражу ради. Это «Боссы», «Бугры», «Шишки». А порой и «Фюреры». Подчинённые их не очень-то жалуют любовью, а некоторых даже откровенно побаиваются.

Старшего следователя следственного отдела МУРа по особо важным делам полковника милиции Клеопатру Сильвестровну Сидорову боялись все.

С чего в этом по определению бесстрашном учреждении начался подобный конфуз, когда и при каких обстоятельствах постыдное чувство страха перед внешне вполне безобидной женщиной овладело контингентом работников Московского уголовного розыска, теперь уже не мог вспомнить никто. Но тот факт, что даже убелённые сединами старожилы сыскной конторы прерывали беседы, замолкали и кланялись при появлении Сидоровой, давно никого не удивлял. В том числе и тех, кто помнил её только что появившейся в бесконечных муровских коридорах восемнадцатилетней тонконогой ланью. И несмотря на то что это «явление народу» — само по себе не вселенской важности событие — случилось давно, чуть ли ни полвека тому назад, легенда о «белокурой бестии» до сих пор жила и, более того, с годами обрастала, подчас, вовсе уж невероятными подробностями. Так, например, некоторые утверждали, что в своё время она заехала кулаком по морде самому Лаврентию Берия, и тому это якобы так понравилось, что он не только прекратил свои домогательства к юной прелестнице, но и опять же — якобы осыпал её должностными почестями. Другие, ссылаясь на достоверные свидетельства очевидцев, рассказывали, будто Клёпа, как за глаза называли полковницу, отказала молодому генералу КГБ, когда тот предложил ей всего себя, включая руку и сердце, а вскоре вышла замуж за никому не известного солдатика срочной службы Ваню Сидорова. Этого Ваню — рассказывали рассказчики — вскоре после свадьбы отправили дослуживать куда-то на Кавказ и там, среди братских народов многонационального Советского Союза, его следы навсегда потерялись. Юная вдова в попытке узнать хоть малую малость о судьбе любимого много лет безрезультатно обивала пороги всех воинских начальников всех подразделений и ведомств, никогда больше не выходила замуж и до сих пор носит фамилию пропавшего мужа — Сидорова.

Но наибольшим успехом из всех многочисленных баек про Клёпу пользовалась пикантная небылица, связанная с её девичьей фамилией. Исследователи и знатоки жизни руководительницы отдела МУРа по особо важным делам охотно делились с сослуживцами своими многотрудными открытиями: оказывается, незадолго до своего известного покушения на Ленина, Фани Каплан родила от него мальчика и назвала его по имени законного отца Владимиром. Володя Каплан вырос, узнал правду о своём происхождении и, дабы отомстить вождю мирового пролетариата за поруганную материнскую честь, склонил к сожительству его любовницу Инессу Арманд. Та, в свою очередь, не заставила себя долго ждать и в пику главному большевику России за нежелание порвать с Надеждой Крупской по истечению положенного срока произвела на свет тоже мальчика, Якова, чем немало удивила Владимира Ильича, не предрасположенного, по утверждениям лучших сексологов мира, к детопроизводству Яков же Каплан, будучи от природы мальчиком здоровым и любознательным, для доказательства достижения им половой зрелости, при активном содействии незаконнорожденной дочери двоюродной сестры всё той же Арманд, принял самое активное участие в рождении ещё одного мальчика, которого нарекли мало распространённым в те времена именем Сильвестр… В результате подобных политизированных хитросплетений и последующих комбинаций и была произведена на свет нынешняя полковница уголовного розыска. В пользу этой, насыщенной византийскими страстями версии, говорило и выбранное родителями не вполне соответствующее духу времени имя девочки — Клеопатра. А когда узналось, что девичья её фамилия ни много ни мало — Ульянова, всякие сомнения по поводу Клёпиного происхождения отпали сами собой. И это не смотря на некоторую, мягко говоря, нестыковку с датами появления на свет и ухода в мир иной участников тех далёких от сегодняшнего дня событий.