Книга Танцор января - Майкл Фрэнсис Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арфистка насмешливо наигрывает традиционный военный марш.
— Я бы не назвала его героем.
— Нет? А кто тогда герой? Конечно, человек, который не боится умереть, отважен, держит под контролем свои чувства — свою злость, страх и отчаяние — ради достижения цели. Красавчик Джек не поддавался отчаянию до самой победы. Неужели героями могут быть лишь те, кто соответствует твоему пониманию доблести? Может, Призрак Ардоу? — Человек со шрамами приветственно взмахивает рукой, как будто сам Призрак только что вошел в бар.
— Нет. — Ее прежний «Плач» сбивается и становится нестройным, и наконец она откладывает арфу и опускает руки на стол. — Но я считала его хорошим человеком. Не убийцей, не головорезом.
Похоже, она тронута. Оказывается, у той, чья музыка — безмолвие, есть чувства.
Человек со шрамами зловеще смеется.
— Он преуспел, и этого у него не отнять. Считается, что есть разница между быстрым и четким убийством определенного человека и убийством множества людей на поле брани. Может, ты растолкуешь нам разницу?
— Герой, — тихо произносит она, — побеждает себя.
Человек со шрамами некоторое время молчит. Затем он толкает свой стакан с виски в противоположный конец стола, где арфистка ловит его прежде, чем он успевает упасть на пол.
— Это сражение, — мрачно говорит он, — в котором у некоторых из нас нет шансов на победу.
Он смотрит на стакан, а затем на арфистку.
Послание понятно. Она машет бармену, и тот вскоре подливает «воды жизни». Арфистка также получает непрошеный стакан и подносит его к губам. Спирт отвратителен на вкус, обжигает горло, его единственное предназначение — заглушить нечто ужасное.
— Знаешь, что самое забавное? — спрашивает человек со шрамами, но, не дожидаясь ответа, продолжает: — Хью О’Кэрролл работал школьным учителем. Вот почему, когда началась заварушка, он находился в Южном Доле. Все, чего он хотел, — это учить детишек.
— Куда он отправился? — спрашивает арфистка. — Куда его люди отправили контейнер?
Лицо человека со шрамами расплывается в улыбке, похожей на оскал черепа.
— А куда смывает всех подобных ему?
— Ах! — Арфистка поворачивается и оглядывает бар вместе со всеми его завсегдатаями. — Не лучший конец для легенды.
— А кто говорит, что это конец? Это не было концом ни для человека, ни для легенды, хоть заканчивать легенды всегда сложнее. Мы с ним разговаривали вон за тем столом у окна, — он указывает костлявым пальцем, — и он поведал нам всю историю.
Арфистка тянется к инструменту.
— Итак, переходим к Иегове?
— Нет. Есть еще одно начало.
— Все началось возле Разлома, — говорит человек со шрамами…
…Региона, где отчаяние стало отличительной чертой небес. Места, где некое древнее божество полоснуло по глотке галактики, высвободив зияющий черный поток крови. В этой пустоте нет солнц — или нет живых солнц, и бездна эта еще менее выносима из-за окружающих ее берегов света.
В небе на дальнем краю провала мерцают далекие солнца с волшебными названиями — Дао Хитта, Тсол, Вековые Солнца, — звезды, чьи миры овеяны древней славой: странные миры, старые миры, упадочные миры, миры со своеобразными и экзотическими традициями. С этого берега они кажутся такими, какими были еще в седую древность: старинный свет, шедший сотни лет, очаги Старого Содружества до его развала. Через достаточно мощный телескоп все еще можно узреть те безмятежные дни в запоздалых образах, накатывающих ныне на берег Периферии. О счастливых временах вещали истории: временах до Великой Чистки. Сейчас Конфедерация Центральных Миров — управляемая твердой рукой, терпеливо выжидающая, наблюдающая за Периферией голодным взором — раскинулась на дальнем берегу, за звездным провалом.
К счастью, Разлом пересекают всего несколько трасс, ибо электрические течения, которые сворачивают ткань пространства в сверхсветовые складки, зависимы от плазмы ревущих солнц, а в Разломе солнц не водится. Пути, что его пронзают, шатки, словно веревочные мосты, перекинутые через бездонные каньоны, и их конечные точки находятся у упрямых голубых гигантов. Точки пересечений были тщательно зафиксированы флотами Верховной Тары, Большой Ганзы и Содружества Хэчли. Их исследовательские корабли нанесли эти точки на свои карты, вычислили скорость пространства — местную скорость света — и прочие пространственно-временные характеристики; и у каждого такого пересечения расположили эскадру крейсеров и быстрых челнов. Их задача состоит в проверке благих намерений торговых кораблей, которые осмеливаются прилететь или отчалить, а также в ожидании того дня, когда корсары Конфедерации хлынут из Разлома волной завоевания. Тогда крейсеры погибнут. Ведь что может эскадра против целого флота? Но быстрые челны ринутся прочь, чтобы донести посмертное предупреждение до всех близлежащих солнц.
Эскадра Верховной Тары под командованием Ку[16]Фира Ли охраняет пересечение, известное как Коридор святого Готхарда. Это течение выходит из приграничной провинции Конфедерации и на Периферийной стороне Разлома омывает голубой гигант, который именуется Развязкой Сапфирового Поста. Отсюда короткие ньютоновские переходы ведут к Палисадному бульвару, который тянется по границе Разлома к Старым Планетам и Шелковому пути, связывающему два десятка звезд, после чего достигают великой Развязки Иеговы и уводят дальше, к Гладиоле и Уродцу, к Новому Ченнаи и Боярышниковой Розе, к Алабастеру и далекому Гатмандеру. Третье течение идет от Сапфирового Поста к Галактическому Востоку, где миры никогда не заселялись и не исследовались.
Согласно разведданным Фира Ли, это была наиболее ожидаемая точка вторжения. Ни одно другое пересечение не давало столь быстрого доступа к настолько обширной территории ОЛП. Он не раз твердил это Ардри с Верховной Тары, королю Талли О’Коннору, пока тот, устав от своего Иеремии[17]при дворе, не спровадил Фира Ли лично командовать Сапфировым Постом.
Поэтому Фир Ли, собрав своих Щенов и личные корабли, отправился нести караул. Но там, где его противники при дворе видели поражение и ссылку, Фир Ли видел триумф. Он был Гончим, а Гончие привыкли получать желаемое. С тех пор капитаны, люди и корабли прибывали, несли свои вахты и отбывали, но Гончий Фир Ли оставался — отлученным от двора или стражем на стене — в зависимости от точки зрения.
