Книга Роковое зелье - Елена Арсеньева

Мало того, что это был самый тупой и вреднейший в миречеловечишка. В довершение всего только вчера к нему прибыл из Вены нарочный,доставивший Вратиславу крупную сумму, без малого десяток тысяч песо, еслисчитать в переводе на испанские деньги, а главное – новые костюмы, один изкоторых Вратислав не утерпел-таки – напялил на себя сегодня. Увидав, какиероскошные манжеты из валансьенских кружев топорщатся от запястий до самыхлоктей австрийца, де Лириа почувствовал, что его и без того испорченноенастроение вполне уподобилось протухшей рыбе, которой место только на помойке.И даже интриги, опутавшие трех вельможных всадников, во весь опор скакавшихвпереди остальных, уже не казались ему столь важными, чтобы снова не спатьночь, готовя донесение в Мадрид, тратить английскую бумагу, французские чернилаи заставлять милого друга Хуана Каскоса ранить пальцы, затачивая неподатливыеперья серых русских гусей. Право слово, для совместных ночных бдений можнонайти занятия и поприятнее!

Август 1729 года

– Господи! Неужто добрались? Неужто Москва? –потрясенно пробормотал Данька, вглядываясь в очертания высоченного, изумительнокрасивого терема, вдруг выступившего из-за леса. – А это небось Кремль?

Хорхе изумленно покосился на него:

– Пресвятая Дева, что вы такое говорите, сударь? ДоМосквы еще верст как минимум двадцать. И на Кремль сие строение никак непохоже, я видел его на рисунках в книге аббата Олеария[16].Кремль – строение каменное, а это хоть и внушительное сооружение, но все ждеревянное. Надо думать, это и есть имение ваших достопочтенных родственников,князей Долгоруких.

– Имение? – растерянно проронил Данька. –Неужто имения такими бывают?

Он и вообразить такого не мог! В его представлении имениебыло парой немудрящих деревенек, полями да лугами, ну, леском да речкою, а впридачу – барским домом на взгорке. И дом сей отличался от деревенских избтолько большими размерами, ну, еще двумя ярусами да множеством пристроек, вразное время прилепившихся к нему, так что жилье Воронихиных издали напоминалобольшую растрепанную наседку с прильнувшими к ней цыплятами. А это совершенноестроение… истинный дворец! Именно в таких дворцах жили сказочные цари и короли,из таких дворцов похищал Змей Горыныч писаных красавиц. А вот и одна из них!

Данька сидел разинувши рот и смотрел на всадницу в синем,будто вечерние небеса, бархатном платье, которая во весь опор гнала через полевороного коня. Круп его лоснился под солнцем, и точно такого же густого,вороного, черного цвета были великолепные локоны, ниспадавшие на точеные плечикрасавицы. Конем она правила с великим мастерством, несмотря на то, что сиделав седле не по-людски, верхом, а почему-то бочком, свесив ноги на одну сторону.Данька и мгновения так не просидел бы на полном скаку, а красавице словнонипочем были ни бешеная рысь, ни резкие прыжки вороного. На лице ее сохранялосьхолодновато-невозмутимое выражение.

Она пронеслась совсем близко от телеги, на которой поверхкулей громоздились Данька и Хорхе. Возчик успел проворно соскочить наземь ирухнуть на колени, да так неудачно, что конь лишь чудом не задел его.Шарахнулся; всадница грациозно заколыхалась в седле, словно цветок, и виднобыло, что ей удалось не упасть, удержаться только чудом. Натянула удила так,что вороной осел на задние ноги и покорно замер, тяжело поводя боками. Всадницаобернулась; точеное лицо исказилось яростью, однако не стало от этого менеепрекрасным. Она взметнула руку, взвизгнула плеть и крепко ожгла мужика; тотвскрикнул и сунулся носом в землю, признавая вину и покорно принимая наказание.

– Блюдись угождая, – негромко сказал Хорхе, однаковсадница его услышала. Повернула голову, люто блеснула синими, точь-в-точь вцвет платью, глазами – Данька услышал, как Хорхе присвистнул восхищенно. Да исам он не мог не поразиться этой несравненной красоте. Вот только недоброй онабыла, красавица, ох какой недоброй… Смерила взглядом двух оборванцев, сновазанесла было плеть, да тут почуявший недоброе Волчок проснулся, высунул оструюморду из-под Данькиного бока, разинул пасть и… нет, он даже не тявкнул, акоротко, предостерегающе рыкнул, однако этого хватило, чтобы конь вороной вдругзатрясся всем телом и ринулся вскачь, унося свою разъяренную всадницу, которой теперьнипочем было не управиться с ним, несмотря на все свое умение и жестокость, скоторой она охаживала его плетью. Разве можно женщине справиться с животиной,которая почуяла волка!

Возчик, осмелившийся приподнять голову, проводил всадницуиспуганными глазами и, привскочив, с ужасом воззрился на своих седоков.

– Ох, – он едва шевелил побелевшими губами, –ох, сгубили вы меня, зарезали! – Слезы вдруг хлынули из его глаз, и этобыло так неожиданно, так диковинно, что Хорхе и Данька отупело на него уставились,ничего не понимая.

– Да ты что? – не выдержал наконец Данька. –Что с тобой? Кто эта барыня?

– Кто она?! Как, вы не знаете? Ах, мошенники, ах,лиходеи! Без ножа зарезали! Грех на вас!

Возчик, коренастый мужик лет пятидесяти, так жалобнораспяливал рот, так тер глаза кулаками, что более напоминал ребенка, а не тогосвирепого деспота, каким он показал себя за два дня пути, пока Данька и Хорхевынужденно пользовались его милосердием.

Сначала-то, когда, измучившись плаванием в протекавшем,неповоротливом челне, они увидели на берегу воз, груженный оброчным добром иследовавший в Москву, да не куда-нибудь вообще в столицу, а как раз в Горенки,имение Алексея Григорьевича Долгорукого, – в ту минуту им почудилось,будто это не человек, а посланец Божий, тем паче что он, пусть нехотя,согласился довезти их в Москву и только там получить плату. Оба, и Данька, иХорхе, клялись и божились, что Алексей Григорьевич непременно вознаградитвозчика за доброту. Тот долго не верил, однако, когда Данька упомянул о родствесо всесильным вельможею, а Хорхе сказал, что имеет до одного из его приятелейсекретное поручение, возчик все-таки милостиво согласился им помочь,присовокупив, что втроем в дороге значительно веселей, чем одному. Однакодобродушия его хватило ненадолго. Первое дело, оба неохотно вступали в разговорс благодетелем, тары-бары с ним не растабаривали, лясы не точили, а всетихонько шептались меж собой, склонив голова к голове, черноволосую исветло-русую.