Книга Магический код - Ольга Егорова

— Мам, — спросил он тогда, — Иллариона Вениаминовича жена — это, случайно, не тетя Вера из семьдесят пятой?

— Она, — стыдливо опустив глаза, призналась мать. Иван подошел, сгреб ее в охапку, прикоснулся губами к седеющей макушке:

— Ну так вот и называй ее тетей Верой. Или просто — Верой. Это как тебе удобно. И брось эти свои игры дурацкие. Детские. Честное слово, ты у меня как маленькая…

В субботу, как обычно, они встречались с Юркой.

Еще десять лет назад появилась у них эта традиция — встречаться по субботам в тесной дружеской компании бывших одноклассников. Десять лет назад компания была более многочисленной — Иван, Юрка, Толик Кольцов, Никита Запрудный. Восемь лет назад Никита погиб во время пожара на стройке, спустя полгода Толик Кольцов уехал жить и работать в Штаты, где у него оказались какие-то родственники. Планировал — на пару лет, но уже через год женился на американке-фермерше, да так и осел в каком-то южном штате, полюбив всей душой сельское хозяйство. Теперь только письма слал. Да и то — по электронной почте и очень редко. Хвалился, что вывел какую-то новую, очень мясную породу кроликов.

Семь лет назад остались они вдвоем с Юркой. Но продолжали встречаться по субботам — до тех пор, пока Иван в попытке убежать от самого себя не уехал в Сибирь, потом в Испанию, снова в Сибирь и так далее. Вернулся, и спустя какое-то время субботние встречи решено было возобновить. Несмотря на то что остались они вдвоем и воспоминания о прошедших годах по большей части были горькими. Встречались, конечно, не каждую субботу, иногда и по месяцам не виделись — то Юрка в выходные дежурил в своей клинике, то Ивана какой-нибудь срочный проект не отпускал от компьютера. Но если не работа — ничто не могло помешать дружеской этой встрече. Разве только женщина… Но женщины в жизни большой роли не играли, женщины чаще всего были случайными и неважными — и у Юрки, и у Ивана.

Чаще всего они «заседали» в каком-нибудь кафе, не испытывая никаких постоянных привязанностей. Реже — у Юрки дома, в его одинокой однокомнатной квартире, где можно было спокойно курить прямо в комнате, тушить сигареты в чайных блюдцах, ругаться матом, не боясь оскорбить чей-то нежный слух, и напиваться до самого поросячьего на свете состояния, зная, что можно спокойно заснуть прямо там, где сидишь, уютно приложившись щекой к салату… Такого безобразия, впрочем, ни разу не случалось, но само осознание его возможности приятно согревало душу.

На этот раз решили собраться у Ивана. Мать обещала напечь пирожков с капустой, один только запах которых действовал на Юрку как валерьянка на кошку. И хоть в присутствии Ивановой матери, Ирины Сергеевны, женщины мягкой, интеллигентной, и нельзя было позволить себе проявлять некоторые мужские слабости, пирожки с капустой оказались все же важнее.

Юрка, как и договаривались, пришел в половине шестого, позвонил в дверь своим фирменным способом — нажав на кнопку и не отпуская до тех пор, пока за дверью не послышится злобный ор Ивана: «Черт, да хватит, хватит уже звонить, уже слышу, уже открываю, вот придурок-то настоящий».

— Черт! Да хватит же… Хватит уже звонить! Слышу! Уже открываю! Вот ведь придурок, а? Придурок…

— Настоящий! — Юрка осклабился, обнажив идеально ровные и белоснежные зубы, вполне пригодные для съемок в рекламном ролике.

— А то не настоящий! — буркнул Иван, принимая из рук приятеля огромный пакет со снедью: традиционный набор, включающий в себя несколько банок темного пива, кое-какую символическую закуску и непременную коробку шоколадных конфет или зефира для Ирины Сергеевны. Ирина Сергеевна каждый раз отбивалась от Юркиных подарков, как настоящий российский патриот от французских захватчиков во время войны двенадцатого года. Но французский захватчик Юрка каждый раз непременно побеждал.

— Здравствуй, друг мой Иван, — церемонно произнес Юрка, отдавая дань сложившейся традиции. — Я тебе пивка принес темненького. Рыбки сушененькой. Любишь ведь, Иван, темненькое пивко, да с рыбкой сушененькой, а?

— А то, — также отдавая дань сложившейся традиции, ответил Иван, который знал заранее, что пиво пить не будет, поскольку завязал со спиртными напитками еще два месяца назад, после белой горячки, случившейся с ним на лестнице между пятым и шестым этажом в турецкой гостинице.

И Юрка это знал тоже. И уже смирился с этой новой странностью своего приятеля — хотя ведь не зря говорят, что надежда умирает последней.

— Что, и сегодня пить не будешь?

— И сегодня не буду.

— Ну-ну.

Юрка прошел на кухню, припал к ручке Ирины Сергеевны:

— Теть Ир, вы сегодня какая красивая! Ну прям королева! А я вам, теть Ир, принес зефир! В шоколаде! Ой, как пирожками-то пахнет, а? И как это у вас такие вот вкусные да пахучие получаются пирожки, а?

Иван, не больно-то прислушиваясь к кухонным дебатам, методично накрывал на стол в комнате. Две банки «спрайта» — это для него. Селедочные пресервы — для всех. Баночка черной икры, баночка красной — на любителя, Иван отнес эти баночки на кухню, приказав Юрке наделать бутербродов. Юрка в это время уписывал уже третий по счету пирожок с капустой.

Пивных банок на этот раз было аж целых шесть. Иван несколько удивился такому количеству: не иначе, его приятель решил сегодня напиться как следует. Может, случилось что?

О том, что именно случилось, он узнал совсем скоро.

Сначала поболтали о том о сем, как водится. Иван рассказал про новый свой проект и нового заказчика, очень капризного и весьма надменного генерала. Юрка, как водится, пожаловался на тяжелую жизнь зубного врача, потом долго и с упоением рассказывал о каком-то наисложнейшем случае пародонтоза у одной пациентки. Присоседившаяся на полчасика тетя Ира кстати вспомнила про похожий случай пародонтоза у своей подруги, бесстрашно назвав ее при этом Верой.

За час прикончив три банки портера, Юрка откинулся на спинку кресла и многозначительно замолчал, уставившись на Ивана.

Иван вздохнул:

— Ну давай уже. Не томи. Что там у тебя такое накипело, о чем ты по этому поводу решил пивом ужраться?

— Вообще-то я решил ужраться пирожками, а не пивом, — поправил Юрка, откусывая кусок очередного капустного пирожка. — Л пиво — это так, на закуску. И с чего ты взял, что у меня что-то такое накипело, что я тебе непременно рассказать должен?

— А с того, что глаза у тебя как у кота Матроскина. Хитрые и довольные.

— Понятно. По глазам, значит, определил? Иван усмехнулся, вспомнив их недавнюю беседу:

— Ну да, по глазам.

— Значит, помнишь наш с тобой разговор в прошлый вторник? Как, кстати, мой зуб?

— Прекрасно. Только он все-таки мой, а не твой.

— Я ж его лечил. Ну да ладно, пусть твой будет, мне не жалко. Значит, помнишь наш разговор в прошлый вторник?

— Да помню, помню я наш дурацкий этот разговор!