Книга Счастье™ - Уилл Фергюсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правильный.
– Правильный? Он уйти? Что за кошмарный безграмотный диалект у вас? Куда уйти Рори?
– Уйти домой.
– Домой? Сегодня он не работает?
– Сегодня нет. Завтра нет. Всегда нет. С работой всё.
– С работой всё? Что за безгра… – Тут Эдвин понял, что фраза построена правильно. – Ушел с работы?
– Правильный. Звонить сюда, сказать: «Я должен переосмыслить свои возможности».
– Так и сказал? Тип кивнул:
– Так и сказал.
Эдвин собрался уходить, толком не соображая, что же делать дальше.
– Н-да, дело плохо.
– Вы мистер Эдвин, из книжного, так?
– Так. А что? Тип рассмеялся:
– Такой, как Рори описывать, точно.
Эдвину удалось подкупить этого демонического уборщика, пообещав бесплатные экземпляры следующего выпуска «Путеводителя по дамскому либидо» (или «дрочилкиных картинок», как между собой эту серию называли профессионалы), и парень нацарапал адрес Рори на клочке оберточной бумаги. Многоквартирный дом недалеко от Гранд-авеню.
– Если бегом, десять минут.
И Эдвин побежал. Как ветер (хотя к этому времени его аллюр начал терять задор и несколько раз приходилось останавливаться от колик в боку). Дом Рори оказался обшарпанным зданием возле пустыря, огороженного ржавой металлической сеткой. Великий Калиевый Бум совершенно не затронул эти места. Район старался – хоть и безуспешно – стать пристанищем для низшего класса богемы, где художники, драматурги и прочие обломки общества на свой манер бы воплощали фантазии в стиле Джека Керуака. А затем погряз в нищете рабочего класса, с низкой квартплатой за высокий уровень преступности и жизнью от получки до получки. Злобные граффити и названия группировок расцвечивали стены, обозначая территорию, словно собачьи метки. Кто знает, невидимые границы чьих владений пересекал сейчас Эдвин, какие тайные протоколы гетто нарушал?
Сверху на него уставились темные окна. Входная дверь на несмазанных петлях открылась даже не со скрипом, а со стоном. Из патронов торчали разбитые лампочки – осколки стекла ни выкрутить, ни заменить. Тьма и плесень, больше ничего. Эдвин постучал в дверь Рори – сначала легонько, потом громче. Тишина. Когда глаза постепенно привыкли к темноте и стали различать предметы, он заметил, что на дверной ручке висит картонка. Очень простая: «Ушел на рыбалку».
Затем из теней позади выступила фигура:
– Мистер Эдвин?
– Да? – Он медленно обернулся, ожидая худшего. Лицо все еще скрывалось во мраке. Голос низкий и звучный.
– Если не ошибаюсь, вам Рори нужен?
Голос Эдвина прозвучал тонко и пискляво – почти вознесся на воздушном шарике:
– Да. Предположение верное.
– Он говорил, что вы можете прийти.
– Он скоро вернется? Когда мне зайти? В ответ – низкий смешок.
– Нет, мистер Эдвин. Он ушел.
– Ушел? В смысле, на рыбалку?
– Нет. Он ушел. Съехал на прошлой неделе. Эдвин нервно прокашлялся и подавил дрожь в голосе:
– И как его теперь найти?
– Да нет. – Снова смешок. – Его вы, мистер Эдвин, не найдете. Это он вас найдет. – Голос растворился в темноте, фигура растаяла.
Потрясенный, но все еще окрыленный Эдвин выскочил на улицу, с трудом сдерживая шаг. (На самом деле шаг его был настолько скор, что будет точнее сказать не «выскочил», а «удрал».)
И по пути пронесся мимо большой доски объявлений со свежей надписью большими жирными буквами. Рекламировался некий проект, но Эдвин читать не стал. И напрасно – текст наверняка показался бы ему интересным:
ОЧЕНЬ СКОРО! ФОНД РОРИ П. УИЛХАКЕРА ПРЕДСТАВЛЯЕТ ПРОГРАММУ «ВОССТАНОВИМ ГОРДОСТЬ ГЕТТО». ЖИЛЬЦЫ ЭТОГО ДОМА ВЫСТУПИЛИ С РЕВОЛЮЦИОННОЙ ИНИЦИАТИВОЙ: ВЗАИМОВЫГОДНЫЙ КООПЕРАТИВНЫЙ ТАЙМШЕР С ГАРАНТИЕЙ 500% ПРИБЫЛИ. НЕ ВЫСЕЛЯЮТ НИКОГО! «У НАС ВСЕ ВПЕРЕДИ!»
Когда Эдвин вернулся на Гранд-авеню, утренний час пик был в самом разгаре. Эхо белого шума транспорта рикошетом билось меж домами, а волны людей набегали и расплескивались по сигналу светофора. Пересекая авеню на углу 41-й улицы, он, как обычно в этом месте в это время, сказал:
– Я ненавижу этот ебаный город.
Сегодня – День Д. Последний акт. Мистер Мид вернулся из очередной увеселительной поездки, которую сам себе профинансировал, и ждет рассказа о «чудесной новой книге по самосовершенствованию». Эдвин должен уйти достойно. Он придумал и отрепетировал различные финалы – от возвышенного («Мистер Мид, вы меня глубоко разочаровали. Вы руководите издательством, как второсортной студенческой газетой, поэтому я считаю, что мне пора двигаться дальше») до вызывающего («Скотская рожа! Тошнотина! Плевал я на тебя! Я ухожу! Слышишь? Ухожу!»). Эдвин даже подумывал о сжатой невербальной развязке – крепко дернуть мистера Мида за нелепый хвостик, – но в глубине души понимал, что исход нужен не такой. Последуют угрызения совести, жалкие просьбы о пощаде, злорадство Найджела. Расставание с Мэй. Возможно, навсегда.
Эдвин остановился у киоска Луи выпить последнюю чашку кофе.
– Два кофе, – вздохнул он, вынимая бумажник. – Один обычный и один…
Но Луи – с неизменной обслюнявленной сигарой в зубах – не дал ему договорить:
– Как всегда?
– Да. – От радости у Эдвина чуть сердце из груди не выпрыгнуло. – Как всегда. Я буду, как всегда. Я прихожу к вам каждое утро и хочу такой, как всегда.
Луи кивнул:
– Побольше пены, мускатный орех, корица и щепотка шафрана. Конечно, сушеного.
– Спасибо, Луи. – Эдвин был тронут до глубины души. – Огромное спасибо.
– Я – Тед, парнишка. «Луи» – торговая марка. Мы – собственность «Кока-Колы».
– Все равно спасибо, Тед. Я буду скучать по тебе. Правда.
– Как скажешь, парнишка.
И Эдвину стало легко на душе. Оттого, что он работает в таком непредсказуемом городе, оттого, что Луи (или Тед) назвал его «парнишка». Оттого, что можно действовать на нервы Мэй и ненавидеть Найдже-ла. И так не хотелось, чтобы все это в одночасье рухнуло.
Он расплатился и собрался уходить. Тут-то и возник лимузин.
Лоснящийся, длинный и обсидианово-черный. Появился из ниоткуда, словно акула, и бесшумно скользил за Эдвином, пока тот шел по тротуару. Эдвин не сразу понял, что его преследуют. Он повернулся, лимузин притормозил. Тонированное стекло опустилось, и появилась рука, вся в золоте. Она поманила Эдвина.
– Рори?
– Добрый день, мистер де Вальв.
Эдвин всмотрелся. В машине сидел Рори – в дорогом костюме из итальянского шелка, рядом – ослепительная женщина с лучезарной улыбкой.