Книга Парк свиданий. Большая книга весенних романов о любви - Ирина Щеглова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну как ты? – На край кровати присел отец.
– Папа! – Маша смотрела в сторону. – А если бы кто-то пришел и сказал тебе, что мама тебе неверна. Что бы ты сделал?
– Я бы убил того человека, кто это сказал бы.
– Почему?
– Потому что никто не имеет права вторгаться в нашу с твоей мамой жизнь. Потому что это жизнь. И все, кто пытается нашу жизнь убить, называются убийцами.
– Я бы тоже так поступила. – Взгляд скользил по узору на обоях.
– Что-нибудь случилось?
– Теперь уже нет.
Утром Маша подошла к Мазуровой.
– Юлька! Прости меня. Все, что я говорила, было чушью. Словно я была больна, а теперь выздоровела.
Ваня смотрел на нее, открыв рот.
– Главное, чтобы это было не заразно, – улыбнулась Юлька. – Значит, больше никаких разговоров о…
– Никаких. Ни о чем.
– Чего, поссорились, что ли? – встрял в разговор Колесников.
– Расстались.
И ее окаменевшее сердце не дрогнуло. Впрочем, это слишком патетично. На самом деле Маша просто улыбалась, не думая о том, что там происходит с ее сердцем.
– Тогда пошли на дискач, – запрыгала на месте Юлька. – Там шумно, и даже если ты будешь трепаться, я все равно не услышу. Колесников, ты не против?
– Я – рад.
И они пошли на дискотеку. Втроем. Идея изначально была убитая. Потому что – как ты ни танцуй, все равно выйдет, что они пара, а ты одна. Даже если честно каждый раз держаться круга. Даже если на площадке вдруг появляется твой одноклассник Борисов и присоединяется к вам. Для него что медленный, что быстрый танец – он танцует сам для себя, ведь в его жилах вместо крови – движение.
– Пойдем!
Ваня появился из мигающей пустоты, взял за руку.
– Ты чего? – Что-то Маша за последнее время одичала.
– Медляк. Пошли.
– А Юлька?
В этой фосфоресцирующей темноте ярко выделялось все, что было белым. А Юлька вся была в белом. Да еще улыбалась. Зубы у нее по-вампирски отдавали фиолетовым.
Сама послала. Радуется.
И они пошли. Ладонь Вани была влажной. Пальцы застыли железными прутьями и не гнулись. Молчали. Борисов по центру зала выделывался в гордом одиночестве.
– Ну вот, – подошла к ним Юлька в конце песни. – Все хорошо.
И наступил Новый год. В этот раз он подкрался неожиданно. Было много забот – приходилось все начинать заново: жить, учиться, смотреть на мир. Даже говорить. Поначалу казалось: каждый, кто к Маше обращается, хочет обидеть или обмануть. И обязательно спросить про Олега. Еще бы! Она ведь так много о нем раньше говорила. И вдруг замолчала. Его все видели. И вот – он пропал.
Перед уроками, пока не было Юльки, Колесников сел рядом за парту и стал нести какую-то ахинею про погоду, снег, мороз и каток.
– Я не катаюсь на коньках, – нехотя отозвалась Маша.
– О чем вы? – Нарисовавшаяся рядом Юлька улыбалась. Она последнее время постоянно улыбалась.
– Колесников на каток зовет. – Маша взяла вещи и пересела на одну парту назад, уступая место Мазуровой.
– Ну так пойдем! – тут же согласилась Юлька.
И они пошли. Вечером Юлька хвасталась фотографиями – фигуристы из них с Ваней получились еще те.
«Пришли уроки, – сыпал просьбами Колесников. – Подскажи, как решить».
Он еще пару раз подсаживался к ней, когда Юлька носилась где-то по своим неотложным делам.
– Как будешь встречать Новый год? – спрашивал, а сам на нее не смотрел. В сторону. На дверь. Ждал, когда появится Мазурова?
– С родителями.
– А к Юльке придешь?
– Ну да, после двенадцати. Папа обещал проводить.
– Хочешь, я за тобой зайду?
Он, и правда, зашел. Но папа одних не отпустил, пошел «прогуляться за компанию». Колесников хмельно улыбался, хватал Машу за руку, шагал, сильно дергая Степанову за собой.
– Машка! – кричал он. – А ведь я люблю тебя!
– С Новым годом! С Новым годом! – поддакивал сзади отец, успевший выпить коньяка еще в прошлом году.
«Дурак!» – мысленно вздыхала Маша. Когда же эти праздники закончатся? Почему-то она их боялась.
Праздники. Их надо было как-то пережить.
Но то, что казалось таким длинным, стремительно понеслось вперед. Юлька сияла. Словно наверстывая недовстречи, она постоянно звала куда-то идти, что-то делать. Цепко держала Ваню за локоть.
– Колесников, – требовала она, – купи нам с Машкой мороженого.
И Ваня покорно шел. Первый стаканчик отдавал Степановой, второй Мазуровой. В кино садился между ними. Низко склонялся, когда что-нибудь говорил Маше.
– Я сегодня никуда не пойду, – прошептала Маша в трубку.
– Почему? – фейерверком эмоций взорвалась Юлька.
Потому что сегодня на пороге появился Олег. Без предупреждения. Просто позвонил в квартиру. Мама еще была дома.
Звонок. Маша распахнула дверь, не спрашивая и не смотря в глазок. Взгляд – как выстрел. Перехватило дыхание. И сердце заколотилось.
– Привет! – робко улыбнулся Олег.
Столько всего произошло, а он был все такой же. Высокий. Челка падает на лоб. Мягкая улыбка. И эти движения. И этот поворот головы.
– Мама! – заорала Маша, убегая в свою комнату.
– Олег! Зачем вы пришли? – Голос у мамы дрожит. Она раздражена.
– Извините, но мне надо Маше сказать всего несколько слов.
– Не нужны ей ваши слова! Все, что могли, вы ей сказали.
– Но вы-то должны меня понять. Я в безвыходном положении. Я люб…
Маша затыкает уши. Шепот ядом проникает в мозг, сжигает тонкие переборки, стирает память. В какую-то секунду хочется выскочить в коридор, повиснуть на шее, вдохнуть знакомый запах. Маша выпрямляется, все вспоминая. Ничего ей не хочется. Это эхо давно забытых событий.
– Олег! Вы понимаете, что вы делаете? Они в этом возрасте идеалисты! Не лезьте к ней со своей ложью.
– Это правда!
– Это для вас правда! Вы придумали себе массу оправданий, поэтому и видите в этом правду. А для нее это ложь. Самый настоящий обман. Все так и есть, если смотреть на это без ваших мнений и фантазий.
– Какие уж тут фантазии! – вздыхает со всхлипом Олег.
Ушел. Слава богу! Маша закрывает глаза. Как это, оказывается, тяжело. Хорошо, что дома мама. Хорошо, что Маше пятнадцать и есть за кого прятаться. Хорошо, что пока есть выбор. Больше она никогда не будет влюбляться. НИ-КОГ-ДА. Хватит.