Книга Винодел - Сергей Арзуманов

— Брось, Шанталье, это уже слишком!

— И тем не менее, оказывается, еще в 1900 году во время Всемирной выставки в Париже дегустационная комиссия отметила, что некоторые вина Северного Кавказа России напоминают хорошие образцы Мозеля и Рейна.

— Ну и что?

— Так вот, русский рислинг действительно поставляли к английскому двору.

— Макс, давай дальше, мы тебе верим, — это был голос Анлор.

Макс увидел в ее глазах восхищение — то, чего он так долго добивался. Его любимая девушка гордилась им.

— Седьмое, господа виноманы: в стране есть винодельня, которая снабжает Кремль и посольства России вином — винодельня «Мысхако». Восьмое: в стране обнаружен гаражист, который делает вручную около 20 000 бутылок в год в стиле бордо. Вино называется «Стретто».

— Гаражист — это хорошо, но ведь мы не знаем, что он там делает.

— Девятое, — и Макс обвел взглядом аудиторию.

— Давай свое девятое.

— Самая известная марка вина в России — «Каор».

Зал обмер от неожиданности.

— «Каор»?

— Да, это самое востребованное вино в России, его знают все — десятки заводов по всей стране делают это вино.

— Шанталье, ты хочешь сказать, что вся Россия пьет малоизвестное французское вино?

— Не совсем так.

— А как?

— Как вы знаете, в нашем Каоре сусло подогревают, поэтому вино получается буквально черным, так вот в России вино варят и делают из него десертное вино, крепленное спиртом, нечто вроде портвейна.

— Ну да, Россия и портвейн, ничего смешнее не слышал.

— И, наконец, десятое: в 1900 году шампанское из России было признано лучшим шампанским мира на Всемирной выставке в Париже.

— В Париже?

— Да, мои дорогие, в нашем с вами Париже. Вот, вот то, о чем я вам говорил. — Жюно прервал Макса. — Мы проворонили Австралию, смеялись над Чили и Аргентиной, а теперь они наполовину заполнили полки наших магазинов. Как когда-то мысль о господстве чилийских вин казалась смешной, так и игнорирование любой страны, которая делает вино, может обернуться для нас большой неожиданностью.

— Профессор, но наши вина все равно останутся лучшими.

— Если все время на это надеяться, то нас ждет крах, мы больше не можем думать, что наши вина самые лучшие в мире.

— Почему, профессор?

— Англия, из-за потепления климата, уже производит игристые вина на юге страны. На юге Нидерландов в районе Маастрихта делают вино из местной лозы. Вино делают в Бельгии и Дании. Таиланд и Вьетнам начали производство сухих вин. Мир меняется, виноград мигрирует, и мы с вами как представители родины всемирного виноделия обязаны следить за всем, что происходит в мире, чтобы в очередной раз не оказаться бессильными перед новой угрозой.

— Профессор, но это все далеко от нас.

— Вы так уверены? Тогда посмотрите, что за сюрприз нам приготовила Австрия, надеюсь, это не очень далеко от нас.

— А какие там могут быть сюрпризы?

— Белое вино «Грюнер Вертлинер» — достойный конкурент нашей «Бургундии».

— Никогда не слышали, профессор.

— Плохо, помимо лекций вы должны заниматься и самообразованием, много путешествовать, и не только по Европе.

— Зачем, профессор? Пусть они едут к нам!

— Пусть, но многие владельцы бордоских шато проходили практику в США или Австралии.

— Зачем?

— Спросите у них. Так вот, возвращаясь к Австрии, незаметно для нас их белые вина совершили революцию в качестве, и теперь они достойные конкуренты любым белым винам мира: отличные образцы «Грюнер Вертлинер» могут доходить до 200 евро за бутылку.

— Но, профессор…

— В лучших ресторанах Европы вы найдете их в винных картах.

— Но, наверное, как экзотику.

— В лучшем ресторане Вены «Пале Кобург» в винной карте лично я насчитал около 30 видов этого вина, навряд ли это можно назвать экзотикой.

Время лекции вышло, но никто не хотел расходиться.

— Хорошо, Шанталье, спасибо, вы действительно проделали грандиозную работу.

— Но это еще не все, профессор.

— Не все?

— Нет.

— Но вы же нам назвали десять фактов, или я не верно считал?

— Да, десять, но есть еще одиннадцатый, который потрясает больше всего.

— И что же это, Макс?

— Русский дуб.

— Дуб?

— Да, профессор, и это самое большое открытие, которое я обнаружил. Оказывается, весь девятнадцатый век и четверть века двадцатого лучшие бочки делались из русского дуба. Все наши великие вина созрели в русском дубе.

— Интересная информация.

— Да, несколько лет назад французы вернулись в Россию и на юге, недалеко от Черного моря, опять открыли бондарню.

Пришло время большой перемены, и студенты толпой ринулись в буфет.

Анлор и Макс встретились на перемене.

— Почему ты мне не звонил? — Анлор обидчиво надула идеально накрашенные помадой губки.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Ах, да, прости, доклад просто сногсшибательный, ты их всех сделал.

— Анлор, ты о чем?

— Ну эти выскочки, Паскаль и этот, как его, не могу вспомнить…

— Люсьен.

— Ах, да, Люсьен, так почему ты не звонил?

— Там деревня, Анлор, телефон не всегда и не везде ловит.

— Понятно.

— Что понятно?

— Да все понятно: как тебе итальянки?

— Это все, что тебя интересует?

— Нет, но все же говорят, они более сговорчивы, чем мы.

— Сговорчивые? Анлор, что ты имеешь в виду?

— Да брось, что тут непонятного.

— Подожди, ты хочешь сказать, что они…

— Да, да, они похотливы.

— Анлор, боже, от тебя ли я это слышу?

— А что такое?

— Это же неприлично.

— Почему?

— Ну не знаю…

Анлор сразу повеселела.

— Ладно, хватит скромничать, у меня для тебя сюрприз, но он, наверное, тебе не понравится.

— Почему это?

— Ну… он очень неприличный.

— Совсем неприличный?

— Да.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Родители уедут в Биариц на уикэнд.

— У, Биариц, это хорошо.