Книга Зачем убивать дворецкого? - Джорджетт Хейер

У входа в арку коридор был освещен, дальняя же его часть тонула в полумраке, точно намекая на то, что далеко не все помещения особняка отведены сегодня под праздник. Эмберли решил, что там, впереди, находятся помещения для слуг, а также задние лестницы и входы, и потому свернул вправо.

Пол был устлан толстым ковром, заглушающим звук шагов. По обеим сторонам коридора – двери, на одной из них табличка «Дамская комната»; все они расположены через довольно большие интервалы. Между ними у стен стоят изящные предметы мебели, разительно отличающиеся от тех – массивных, красного дерева, – что совершенно погубили гостиную внизу. Очевидно, покойный мистер Фонтейн предпочитал громоздкую и солидную, по его мнению, меблировку более изящным изделиям. Да и его наследник, похоже, не собирался менять викторианские стулья, столы и застекленные шкафы на эти изгнанные в ссылку произведения искусства.

На белых стенах были развешаны картины в тяжелых позолоченных рамах. Мистер Эмберли, знаток живописи, проходя мимо, поглядывал на них и остановился под замечательным полотном Рейнольдса. Так и стоял, задумчиво любуясь картиной, как вдруг в дальнем конце галереи показался хозяин дома.

Сегодня вечером Фонтейн пребывал в прекрасном настроении; похоже, искренне радовался балу. Он расхаживал среди гостей, старался каждому уделить внимание, как и пристало гостеприимному хозяину, из кожи вон лез, чтобы вечеринка имела успех, отпускал шутки, блистал остроумием, способствуя всеобщему веселью, и явно был доволен собой.

Увидев Эмберли, он тут же подошел к нему, похлопал по плечу.

– Это никуда не годится, Мефистофель, – шутливо заметил он. – Почему вы не танцуете? Только не говорите мне, что вам не удалось найти партнершу!

– Партнерша у меня есть. И, как только закончу любоваться вашими картинами, отправлюсь на ее поиски. Завидую вашей прекрасной коллекции.

– Вот как? А она мне не слишком по вкусу. Всегда предпочитал живописи замечательные гравюры на охотничьи темы. Они у меня в кабинете. Желаете взглянуть?

– Нет, предпочитаю это. – Эмберли не сводил глаз с портрета кисти Рейнольдса. – Кто она такая, эта дама?

– Понятия не имею, друг мой! Наверное, какая-нибудь моя прабабушка. Семейная черта, знаете ли, вот эти брови, вернее, сильно выступающие надбровные дуги. Хотя в целом девушка ничего себе. Вам лучше обратиться к моей экономке: она знает об этих замшелых предках куда больше меня.

Эмберли отвернулся от портрета и заметил хозяину дома, что бал имеет грандиозный успех.

Фонтейн явно обрадовался.

– Да, думаю, все идет хорошо, можно даже сказать, прекрасно. На самом деле эти маскарады – ужасная глупость, но оказалось, я не так уж и стар, чтобы наслаждаться ими. Прекрасный повод в кои-то веки собрать целую толпу веселых молодых людей, пригласить хороший оркестр, от души повеселиться и потанцевать. И сразу, знаете ли, забываются все неприятности и печали.

– У вас много неприятностей? – удивился Эмберли. – Что-то не похоже.

Лицо Фонтейна тут же омрачилось.

– Полагаю, у всех и каждого есть какие-то личные проблемы. Да и следить за этим домом… тоже, знаете ли, доставляет немало хлопот.

– Да, наверное. Похоже, вы не слишком любите этот дом?

– Нет! – неожиданно резко, даже злобно ответил Фонтейн. – Я его просто ненавижу. Прежде он мне нравился. Всегда хотел обосноваться и жить именно здесь. Но иногда все бы отдал, лишь бы оказаться снова в своей городской квартире… забыть обо всех хлопотах по содержанию поместья.

– Да, это можно понять. Но наверняка есть и приятные стороны.

Губы Фонтейна искривила мрачная улыбка:

– О да. Приятных сторон хватает. Но я, знаете ли, просто не создан быть сельским сквайром. Послушайте, вы точно не хотите, чтобы я представил вас какой-нибудь местной обольстительнице? Нет? Что ж, должен вернуться в бальный зал. Надеюсь, вы найдете свою сбежавшую партнершу. – И он зашагал по коридору, а Эмберли продолжил неспешную прогулку по картинной галерее, где вскоре обнаружил Фелисити.

Церемония расставания с масками должна была состояться в бальном зале ровно в полночь, перед ужином. Минут за двадцать до этого в холле и главном зале начали собираться гости в карнавальных костюмах, покидая уединенные уголки, спешили не пропустить забавное зрелище по разоблачению. Снизу доносились шум, смех, обрывки разговоров, звуки чьих-то торопливых шагов, что резко контрастировало с тишиной, царившей на втором этаже.

Но вот тихо отворилась одна из дверей, из которой вышла девушка и секунду-другую всматривалась в полумрак в дальнем конце коридора. Никого в поле зрения, ни звука голосов во все еще освещенной картинной галерее.

Итальянская крестьянка медленно двинулась по коридору, высматривая что-то. С портретов на нее взирали написанные маслом глаза, точно наблюдали за каждым ее действием. Вот она дошла до арки и заглянула в холл. Там – ни души. Она колебалась, медлила, девушке никак не удавалось избавиться от ощущения, что за ней следят чьи-то незнакомые глаза, нервно оглядывалась через плечо. Затем все же двинулась вперед, но, проходя мимо резного буфета для посуды, остановившись, дотронулась до него. И почти тотчас же отдернула руку; видимо, это оказался не тот буфет, который она искала.

Почти в самом конце коридора из приоткрытой двери на стену напротив падал тонкий луч света, и там она заметила высокий комод орехового дерева. Девушка шагнула к нему, потом остановилась.

За приоткрытой дверью находилась лестница черного хода. Крестьянка заглянула туда, но не увидела ни души. Снова оглянулась через плечо и устремилась к комоду. Тихо выдвинула один из ящиков в верхней его части. Ящик подался легко и бесшумно, но брякнула медная ручка, когда она ее отпустила, и этот слабый звук заставил девушку виновато вздрогнуть.

В ящике было пусто. Она запустила в него руку и начала дрожащими пальцами ощупывать заднюю стенку.

Затем что-то заставило ее поднять глаза. Дыхание перехватило. На деревянной панели в слабом свете возникла тень – мужская голова…

Девушка не сводила с нее глаз, прошло несколько секунд. Мужчина ничем не выдал своего приближения, подкрался совершенно бесшумно, но теперь стоял у нее за спиной и наблюдал.

Она начала медленно, дюйм за дюймом, задвигать ящик; во рту пересохло, колени дрожали.

И тут тихий голос, в котором слышалась нотка угрозы, спросил:

– Ищете что-то, мисс?

Она обернулась, лицо под ее маской покрывала смертельная бледность. За ее спиной неподвижно застыл Коллинз.

Она постаралась взять себя в руки и ответила спокойно:

– Господи, до чего же вы меня напугали! Просто любовалась этой замечательной старинной мебелью. Может, подскажете, этот предмет времен Уильяма и Мэри[6]?