Книга Фрактальный принц - Ханну Райаниеми

Таваддуд осторожно наблюдает за Абу. Она ожидала, что при виде грязи и нищеты торговец гоголами задерет нос, но вместо этого он смотрит вокруг с бесстрастным вниманием, даже когда они проходят по площади Тахт аль-Калаа, где живет женщина-паук. Дикий код вырастил на ее груди паучьи железы, и женщина сплела из паутины огромный шатер. Внутри на тонких нитях, словно загадочные фрукты, висят маленькие статуэтки и кувшины джиннов.

В сухом воздухе чувствуется неистребимый запах озона, смешанный с едкой вонью немытых тел. Актеры театра теней под негромкую музыку создают картины на поверхности высоких колонн, старики с отметинами дикого кода на лицах играют в шахматы в уличных кафе. Акробаты-химеры в шелковых костюмах поигрывают мускулами, усиленными сапфиром.

Абу останавливается, чтобы дать несколько соборов мужчине с клеткой, в которой заперта еще одна химера: похожее на розовый эмбрион существо размером с собаку с прозрачным голубым панцирем и тонкими паучьими ногами. Мужчина несколько раз кланяется и громко объявляет собравшимся вокруг людям, что в клетке у него принц Торопливого Нью-Йорка, получивший это обличье от Ауна. Химера якобы понимает священные тексты и, постукивая ногами по бетону, диктует ответы на вопросы. Через атар-очки Таваддуд различает цепочки, которые соединяют странное существо с мозгом его хозяина.

— Дорогой Абу, вам надо быть осторожнее, — говорит она. — Я не хочу, чтобы вы стали одним из моих пациентов.

Хотя я не сомневаюсь, что джинны-телохранители, которые следуют за нами, сумеют удержать вас от любых неосторожных поступков.

— Это ужасно. Но я уверен, что многие из этих людей отправляются в пустыню только ради того, чтобы после вы занялись их лечением.

— Должна предупредить, мои лекарства могут быть горькими.

Она похлопывает по своей медицинской сумке.

Абу смотрит на нее с любопытством.

— Почему вы это делаете? Почему приходите сюда?

— К концу дня вы, возможно, и сами это поймете. А как вы относитесь к Бану Сасан?

Абу улыбается.

— Я здесь вырос.

Таваддуд в изумлении моргает.

— Я хотела бы услышать эту историю.

— Боюсь, она слишком длинна для послеобеденной прогулки. Кроме того, я нечасто решаюсь ее рассказывать: трудно иметь дело с семействами мухтасибов, если не носишь фамилию Соарец, Угарте, Гомелец или Узеда. — Абу разводит руками. — При этом не важно, сколько гоголов доставляют из пустыни мои муталибуны.

— Что ж, мудрый человек в вашем положении подыскал бы себе невесту среди младших дочерей из семейств мухтасибов. Даже если у нее… не слишком хорошая репутация.

Абу опускает взгляд.

— Я надеялся провести приятный день с привлекательной женщиной, не затрагивая подобных проблем.

Его человеческий глаз полон грусти, и Таваддуд едва удерживается, чтобы не сказать, что он не должен жениться на женщине, предпочитающей монстров. Но рана, нанесенная Дуни, все еще причиняет боль. Я покажу отцу, на что способна. Но не так, как она думает.

Таваддуд легонько касается плеча Абу.

— Вы правы. Давайте оставим брачные союзы и Семейства на Осколках, где им и место. Здесь не важно, кто вы. И это одна из причин, по которым я сюда прихожу.

По обыкновению Таваддуд выбирает место для своей практики рядом с безликой статуей Соборности — бородатый мужчина с инструментами слесаря уже носит на себе каракули и пятна диких кодов, различимые в атаре.

Пока Абу осматривается, Таваддуд достает из сумки палатку — отдельные детали образуют конструкцию на тонких шестах, похожих на ноги гигантского насекомого. В результате получается небольшой шатер со столиком и койкой. Таваддуд раскладывает свои инструменты и кувшины джиннов. К тому времени, когда она заканчивает приготовления, появляются первые пациенты.

Они выстраиваются в очередь снаружи и входят по одному. В большинстве случаев дело заключается просто в навязчивых идеях, от которых легко избавить. Людям, по-настоящему пораженным диким кодом, помочь сложнее, но, к счастью, сегодня их немного. Один из таких посетителей — подросток со светящимися V-образными штрихами, перемещающимися по его телу, словно стаи птиц. Мальчик утверждает, что это древний символ победы, и хотел бы сохранить отметины, но Таваддуд объясняет ему, что они будут разрастаться, пока не сожгут всю его кожу.

Она обхватывает его лицо ладонями и внимательно изучает через атар-очки.

— Ты опять был в пустыне, — упрекает его Таваддуд. Мальчик вздрагивает, но она не выпускает его голову. — Дай мне посмотреть.

Она снимает с пояса один из кувшинов джинна, открывает его и выпускает оттуда существо, которое в атар-взгляде предстает в виде облачка треугольников.

— Я же говорила, чтобы ты туда не ходил, — напоминает она.

— Человек не может без мечты, моя госпожа, а мечты живут в пустыне, — отвечает мальчик.

— Я вижу, ты поэт. Сиди спокойно. — Маленький джинн поглощает дикий код в лобной доле мозга мальчика. — Будет немного больно. Но если ты не свернешь с пути муталибуна, можешь ничего не достигнуть.

— Я слишком ловкий, чтобы меня поймали, — морщась от боли, говорит подросток. — Как Али-ртуть.

— Но и он оказался не самым быстрым. Никому и никогда не скрыться от Разрушителя Наслаждений.

— Кроме Принца-цветка, — возражает мальчик. — Бессмертного вора.

А потом к ней приходит гуль.

Это жена одного из сапфировых акробатов, худая мускулистая женщина с темными кудрями, в облегающей одежде из сфабрикованной в Соборности ткани. Акробат ведет ее за руку. Она идет за ним, словно ребенок, в ее глазах пустота.

Таваддуд усаживает ее.

— Ты можешь назвать свое имя? — ласково спрашивает она.

— Чанья, — отвечает женщина.

— Ее зовут Мари, — угрюмо говорит акробат.

Таваддуд кивает.

— Тебе известно, откуда это у нее?

Акробат сплевывает и протягивает Таваддуд гладкий прозрачный листок.

— Я нашел это в ее палатке, — сообщает он. — Все сжег, оставил только один, чтобы показать вам.

Таваддуд бросает взгляд на страницу, плотно заполненную текстом. Некоторые слова уже выгорели, но их все еще можно прочесть. Внезапно она ощущает их притягательную силу…

ИСТОРИЯ О МОЛОДОМ КАБЕЛЬЩИКЕ И АЛЬ-ДЖАННА ПУШКИ

Давным-давно, еще до того, как Крик Ярости потряс Землю и Соборность запустила когти в ее почву, в городе Сирре жил юноша. Он был сыном кабельщика, его грудь и спина потемнели от солнца, а в своем ремесле он достиг немалого мастерства. Но как только наступал вечер, он отправлялся в одну из таверн, чтобы послушать истории муталибунов — охотников за сокровищами. С горящими глазами, затаив дыхание, внимал он рассказам о свистящих песках и рух-кораблях и о темных страстях, пробуждаемых алчностью в сердцах людей.