Книга Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Воллам Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я видел, что сидевший за соседним столиком мужчина прислушивался к нашей беседе, но до поры до времени старался не выказывать интерес. Однако здесь он не выдержал и подошел к нам.
— Вы, ребята, извините, что вмешиваюсь, — начал он с улыбкой, — но у меня тоже есть на этот счет хорошая история. Я однажды вляпался в переделку с австралийцами. Мы тогда служили во Франции и были вроде как на отдыхе. Ну, и вы сами знаете, как это бывает… Пили, не просыхая, во всяком случае трезвенниками нас никто не назвал бы. Ну вот, и как-то в одной забегаловке я повстречался с чертовой кучей этих придурков. Один из них прошелся по моему поводу: сказал что-то такое, чего ни один уважающий себя мужчина не потерпит. Я-то, конечно, сразу возбух — даром что боец из меня никакой, да и ростом, как видите, не вышел. В общем, я подскочил и врезал ему от души, чуть челюсть не своротил. А потом огляделся — батюшки-светы! Вокруг меня не меньше десятка проклятых осси, и все они поднимаются со своих мест и направляются в нашу сторону. Ну, все, подумал я, теперь мне крышка! И что вы думаете, пятеро из них обступают меня плотным кольцом и кричат: «Давай, Джок, не дрейфь! Мы тебя в обиду не дадим!» И ну махаться с остальными парнями! Да, доложу я вам… это была славная драка, другой такой и не припомню. Потом уж мне в голову пришло: я, должно быть, когда врезал тому придурку, крикнул что-то такое, что выдало мою национальность. И все австралийцы, которые из шотландцев, тут же пришли мне на помощь!
— Это к тому, насколько мы дружный народ! — завершил он свой рассказ. — Стоит только подать голос, и откуда ни возьмись появится наш брат-шотландец…
Позднее я не раз вспоминал памятник на галашилской площади. Отправляйтесь туда и посмотрите на него. Всадник стоит, как символ идеального стража и защитника всех приграничный жителей. Он воплощает в себе лучшие черты шотландского характера — беззаветную преданность родному дому, сумасшедшую гордость и отвагу — все то, что, покидая родину, многие сотни парней из Приграничья прихватили с собой и принесли в далекую Долину смерти.
Эдинбург
Я исследую Эдинбург, узнаю кое-что новое о доме Джона Нокса, посещаю Холируд, размышляю над судьбой «поэта» и в безмолвном восхищении стою перед святилищем самого лучшего в мире Военного музея.
1
К вечеру поднялся сильный ветер, разыгралась настоящая буря. Укладываясь спать в номере эдинбургской гостиницы, я прислушивался к завыванию ветра в трубе — если мне где и приходилось слышать подобные звуки, то лишь на море во время шторма. Однако за ночь непогода улеглась, и когда я проснулся, стояло тихое осеннее утро.
Я вышел на Принсес-стрит и подумал, что недаром эта улица считается красивейшей в королевстве. У нее любопытная планировка: магазины расположены лишь с одной стороны улицы, а другая круто обрывается в глубокую ложбину, густо заросшую садами. Над их зелеными кронами возвышается Замковая скала с черепичными крышами Старого города. Этим утром ложбину заполнял плотный туман, своей серой непроницаемостью напоминавший тучи, которые порой нагоняет с Атлантики в районе мыса Лэндс-Энд. Туман курился на дне впадины, поднимался на Принсес-стрит и почти вплотную подступал к витринам магазинов. Выглядело это странно и тревожно. Несведущий человек вполне мог бы подумать, будто ночью случился страшный оползень и вся южная сторона улицы обрушилась в серую бездну.
Я постоянно бросал взгляды в ту сторону: туманная пелена не рассеивалась, стояла плотно и недвижимо. Но вскоре она чуть-чуть посветлела, в ней наметился, нет, не разрыв, а лишь намек на разрыв — как обещание того, что в назначенный час выглянет солнце и разгонит эту непроницаемую серость. И впрямь, прошло немного времени, и на моих глазах начало разворачиваться одно из самых удивительных атмосферных явлений, какое мне доводилось наблюдать на Британских островах. В плотном тумане начали прорисовываться — сначала смутно, а затем все явственнее — какие-то правильные формы. Казалось, будто в этом сумрачном скоплении теней притаился огромный фантастический зверь. Постепенно туман стал истончаться, и глаз начал различать в нем контуры призрачной армады, стоящей на якоре в сером облачном море.
Однако вскоре выяснилось, что зрение снова обмануло. То, что казалось очертаниями остроконечных мачт и такелажа, на поверку обернулось совершенно феерическим зрелищем. Вначале разум отказывался в него верить, принимая за причудливый мираж — из тех, что мнятся путешественникам в пустыне. Но мало-помалу на безнадежно-сером фоне все четче проступали очертания средневекового города. Он проявлялся постепенно, как изображение на негативе — башня за башней, шпиль за шпилем, бельведер за бельведером. И вот уже на краю обрыва вырос призрачный город — Камелот или Тинтагель? Он стоит, ощетинившись сторожевыми башнями, сердито щурясь узкими черными бойницами. Настоящий средневековый город! Откуда, из каких таинственных глубин он материализовался? Он похож на заколдованного рыцаря, который при звуках боевого рога пробудился от векового сна и восстал, сжимая меч в руке.
Именно таким предстал передо мной Старый Эдинбург ранним осенним утром. Древний город, который притаился на склоне холма и через серую пелену тумана свысока взирает на лежащий у его ног Новый Эдинбург.
Я разглядывал его со странным чувством нереальности происходящего. Отсюда, снизу Старый город казался призрачным фантомом. Меня окружал Новый Эдинбург — вполне современный город с регулярной планировкой, с улицами, пересекавшимися под прямыми углами. Местами он казался даже чересчур современным, мне больше нравились другие уголки Эдинбурга — солидные, неторопливые, напоминавшие пожилого джентльмена в старомодном парике и с тростью из черного дерева.
Вокруг царила обычная утренняя суматоха: с грохотом пробегали по рельсам трамваи; владельцы готовились к открытию магазинов — отпирали двери, выпускали на прогулку котов, вытряхивали коврики и подметали ступеньки; то там, то здесь раздавались резкие звуки автомобильных клаксонов. Город жил привычной жизнью, а где-то высоко на холме стоял другой Эдинбург — далекий и неосязаемый, он казался плоской картинкой, вырезанной из картона и пришпиленной к небу.
С этой точки зрения Эдинбург — совершенно уникальное место. Не знаю, существует ли где-нибудь в мире его аналог — город, который бы жил бок о бок со своим прошлым. Ведь современному Эдинбургу довольно только поднять глаза, чтобы воочию увидеть, каким он был столетия назад. Так и стоит на холме город-прошлое, город-воспоминание — не затронутый временем, неприступный и по-прежнему вооруженный до зубов! Возможно, вторым таким городом мог бы стать Солсбери, если б в свое время не было разрушено городище на холме Олд Сарум. Вот, пожалуй, и все. Другие примеры мне неизвестны.
Я с первого же взгляда влюбился в Старый Эдинбург. Меня очаровал этот древний скалистый призрак — умудренный жизнью и немного усталый; самоуверенный и одновременно простой и раскованный. Он погружен в воспоминания о важных событиях и настолько чужд всему мелкому и суетному, что когда его жителей охватила жажда наживы, Старый Эдинбург их отверг. Чтобы зарабатывать деньги, людям пришлось спуститься в долину и построить для себя новый город.
