Книга Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты - Владимир Конев

Сергей Сергеевич за один только день — 15 февраля сбил 6 фашистских стервятников. Всего на его счету 18 сбитых немецких самолетов.

Храбрый летчик-гвардеец за отвагу и мужество, проявленные в боях с немецкими захватчиками, награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Сейчас представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.

Пусть трудящиеся города В. Волочка гордятся своим земляком, героически защищающим свои родину от фашистских поработителей.

С приветом гвардии майор Пушкаревский».

В этот портрет аса один из летчиков-ветеранов полка добавил несколько негативных штрихов. Во-первых, Иванов сильно выпивал. Даже во время боевой работы у него были запои. А летать надо. Бывало и так, что выпьет 150 грамм и летит в бой. Во-вторых, у командира полка и некоторых летчиков также возникали сомнения в некоторых его победах. Обычно он держался в строю как-то обособленно. В общую «свалку» боя не лез, «прикрывал» в стороне. Смотрит, сбили самолет. Он засекает место. Потом после боя пристраивался, группа приходит на аэродром. Он первый садится и докладывает, что сбил, самолет упал там-то. Командир полка докладывает в дивизию, те еще выше. Пойди попробуй докажи, что это не он сбил, а кто-то еще? Обидеть же человека недоверием легко.

Этот летчик летал с ним вместе на боевые задания и рассказал такой из ряда вон выходящий эпизод:

«Однажды мы шли с Борисом Степановым, ведомым Иванова. Навстречу Иванов в подпитии. Остановив Бориса, я чуть дальше прошел несколько шагов. Стою, дожидаюсь. Смотрю, разговор идет у них на повышенных тонах из-за того, что Степанов не хочет подтверждать его победу. Борис был скрытным, не болтливым человеком и честным. Иванов его часто называл «Митяй-митяй» — мол, отсталый ты человек. Смотрю, бьет он Бориса по лицу. Я к. нему: «Командир, так не годится, мы же вместе летаем». Он ко мне:

— Ты, длинный, еще здесь? — и размахивается левой, через плечо.

Я в долгу не остаюсь. Он падает, встает, хватается за пистолет. У меня тоже оружие, но я от греха подальше ушел в кусты. Он мне грозит вслед:

— Завтра посмотрим.

Вылетели назавтра. Когда «фоккеры» пришли, Иванов меня активно так начал наводить на них:

— Вперед, вперед иди. Вот так, правильно.

Одного я сбил, а он на второго меня наводит.

Потом смотрю — трасса у меня из-под живота. Я поддернул самолет. Подумал, наверное, Иванов по какому-то «фоккеру» стреляет. Я же различал уже, где какая трасса. Явно, «кобровская». Еще одна такая же. Скорость у меня уже небольшая. Разворачиваюсь. Смотрю «кобра» у меня в хвосте. И он разворачивается, от меня уходит. Нет, думаю, не уйдешь. Догнал я его. Пристроился: номер вижу, лицо вижу. И здесь же нас «мессы» атакуют. Я из-под прицела ушел, а Иванов довернул на 90 градусов. «Мессер», атаковавший меня, проскочил, поймать его в прицел я не смог, и он ушел. Такая у них тактика, что, если ты его заметил, он уже второй раз в атаку не пойдет. Смотрю, другой Me-109 идет на Иванова.

— Серега, в хвосте «худой»! Серега, в хвосте «худой», — кричу ему.

А он как будто не слышит. Была у него такая манера, на запросы не отвечать. Мол, рация барахлит. Дальность приличная, упреждение нужно давать большое. Прицел я вынес впереди самолета Иванова. Дал очередь, смотрю. Трасса идет, идет, самолет Иванова прошел, и она как раз впереди «месса». Тот градусов на 80 вверх. Там тонкая такая облачность. Оттуда выскакивает Похлебаев со Степановым, который к нему пристроился. Дал ему Похлебаев 2–3 снаряда, «мессер» и не горел, только плоскости отлетели.

Вечером в Крымской Иванов мне в столовой ставит стакан водки на стол. Я отказываюсь. Степанов рядом сидит, поглядывает.

— Ну пойдем, выйдем, — предлагает он мне.

— Пойдем.

Степанов было за нами, я ему показываю: сиди.

Ночь темная. Он мне уже совсем другим, не командирским голосом вдруг говорит:

— Прости меня.

— Сережа, за что? — прикинулся я дурачком.

— Ты знаешь, ты хитрый. Прости, ей-богу, прости, — сказал и на колени упал. — Извини, прости.

— Не пойму, о чем ты.

Кое-как успокоил я его. После этого у нас с ним никаких эксцессов больше не было».

Из госпиталя Сергей вышел инвалидом. Началась гангрена. Ногу врачам удалось спасти, но половину ступни отрезали. Нога часто его не слушалась — ее внезапно сводила судорога. Он приезжал в полк, потом снова ложился в госпиталь. Летчику предложили штабную работу, а по окончании войны 2 5-летнего капитана уволили в запас.

По окончании войны как-то Иванов был проездом в Москве. Хотели его товарищи на учебу пристроить, но он учиться не захотел. Поехал к своим родителям в Вышний Волочок. Человек, проведший почти всю войну на передовой, мог бы рассчитывать на какое-то участие к себе со стороны властей. Видимо, таких чутких руководителей и чиновников он на своем пути не встретил.

Однажды один из ветеранов полка встретил в поезде женщину из Вышнего Волочка и спросил у нее, не знает ли она такого летчика-Героя Иванова. Та, конечно, знала. Городок-то небольшой. Рассказала, что дали Иванову после войны какую-то руководящую должность. Он на ней из-за выпивок не удержался. Перевели на другую. Та же история. Уволили. Ребятишки, конечно, к нему льнули. Как же, Герой? А ему же выпить надо. Отец у него был снабженцем, складами заведовал и тоже сильно выпивал. Вот Иванов и подговорил ребят — то ли магазин, то ли квартиру ограбить. Ребят поймали, а ему, как организатору, дали срок, после чего лишили звания Героя.

Эту версию подтверждает и «робингудовская статья» УК РСФСР, указанная в сопроводительном письме, посланном в ГУК с уведомлением о лишении Иванова С.С. звания Героя. Срок дали 10 лет, но по амнистии вскоре после смерти Сталина выпустили.

Судя по воспоминаниям близких людей, знавших его лично, в более поздние годы в подпитии Сергей поругивал советскую власть, говоря при этом, что многих руководителей надо гнать грязной метлой от власти. Особенно ненавидел тех, кто в годы войны нажился в тылу на людском горе… Был он по жизни человеком с обостренным чувством справедливости, часто становился на защиту любого, пусть даже незнакомого человека. С близкими, знакомыми по работе был вежлив и предупредителен. Имел врожденное чувство интеллигентности, никогда близкие не слышали от него бранного слова.

В хрониках семьи Иванова «дело», в результате которого он потерял свою Золотую Звезду Героя, выглядит следующим образом.

Однажды вечером он шел со своей матерью и сестрой. Был в подпитии. К ним подошли незнакомцы, стали оскорблять женщин. Завязалась драка, в ходе которой хулиганы пытались сорвать у Сергея Золотую Звезду. В одном из участников потасовки Иванов узнал работника милиции. Позже он ходил выяснять отношения, но в милиции его предупредили: «Ты положишь ордена на стол. Я тебе обещаю. Такое тебе будет дело «пришито», век не отмоешься».