Книга Последний завет - Андрей Егоров

Что же, Старший охотник запросто мог устроить разнос и совсем без повода — характер у него был самый что ни на есть жесткий. Однажды Герман с ним серьезно поцапался, причем почти без причины. Всего-то и пошутил, что Ворона с его внешностью самого могут принять в Парке за дичь. С тех пор отношения с Вороном оставляли желать лучшего. Герман поглядел на Франца, словно прикидывал, уверен он в юном Госпитальере или же нет. Никак не мог забыть то, что совсем недавно он рассказывал ему, будто является представителем клана Бастиона…

— Да, я в нем уверен, — сказал он после длинной паузы.

— Не болеет?

— Пока нет, но зато… носитель черной чумы. — Следопыт скорчил страшную рожу.

— Глупые у тебя шутки, Герман, — обиженно заметил Ганс. — Я же для дела спрашиваю.

Герман пожал плечами, мол, не понравилась шутка — твои проблемы.

— А в мешке у тебя что? — оживился Фридрих. — Съестного ничего нет?

— Черепа, — ответил Герман.

— Черепа? — удивился толстяк.

— Ага, — подтвердил Герман. — Старый Кра попросил в этот раз привезти ему черепа Мусорщиков, штучек пять-шесть, хочет из них ночные горшки делать, вот и тащу ему головы. Нарубил.

— Все бы тебе шутить, — махнул рукой Фридрих, но лицо его выражало сомнение.

К Герману в клане вообще относились с некоторым опасением. Опытный следопыт, он порой бывал излишне жесток, к тому же постоянно пропадал в других районах Города. Он и раньше-то бывал в клане не часто, а уж когда умерла Альба, Германа и вовсе стали редко видеть. К тому же он обладал весьма специфическим, довольно черным чувством юмора. Когда он шутит, а когда нет, понять окружающим было довольно сложно. Порой его шутки могли обидеть до глубины души, но Герману до нежных чувств собеседника не было никакого дела.

С кривой усмешкой он смотрел на изменившееся в мгновение ока выражение лица толстяка, прекрасно осознавая, что тот все еще размышляет: действительно ли в мешке у Германа куча отрубленных голов или это он так удачно пошутил?

Тут Гнев подбежал ближе к охране и принялся порыкивать на них уже довольно агрессивно.

— Ладно, Герман, пойдем мы. — Ганс махнул рукой.

— Удачи! — сказал Герман.

— Узнай там, когда этот гад меня сменит наконец, — попросил напоследок Фридрих.

— Хорошо, — кивнул Герман.

Охрана отправилась обратно к деревьям. Первые шагов десять они пятились, не решаясь подставить зады под зубы крысокота. Герман слегка подтолкнул Франца в спину, и они отправились к домам Ветродувов.

— У него на ухе нарост, — прошептал Франц, наблюдая за ловко забирающимся на дерево тощим Гансом.

— Да, сколько его помню, он всегда ходил с этой штукой. Правда, теперь она стала такой здоровой, что уже непонятно, кто чей нарост…

— Я бы мог это вылечить, — уверенно заявил Франц, — нужно только пройти полный курс лечения. Ну и противогрибковые мази, конечно, потребуются, с Базы.

— Думаю, он не согласится, — усмехнулся Герман и пошел дальше, уже нисколько не обращая внимания на сидевших в засаде охотников.

— Но почему? Он же ему наверняка мешает. Ведь это же уродство!

— Зато он видит с ним хорошо.

— Не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? Он ночью благодаря этой штуке любого, у кого теплая кровь, за сто шагов увидит.

— Так она же на ухе. Как же он ей видит? — удивился Франц.

— Что ты ко мне пристал?! — обозлился Герман, вспомнив, что и он тоже может отлично видеть, а точнее чувствовать, на расстоянии. — Говорю, видит — значит, видит!

Следопыт подумал, что они с Гансом вроде как родственники. Его умение сканировать район и ощущать людей было чем-то сродни Гансовому умению видеть на далекие расстояния. Правда, дар Ганса был намного богаче — видел он яснее и дальше, — но Герман бы ни за что не согласился поменяться с ним местами. Носить вместе с ухом такую вот громоздкую штуковину, которая к тому же со временем все увеличивается и увеличивается в размерах, — нет уж, увольте.

— Так он что, Универсал? — поинтересовался Франц.

Герман вздохнул. И за что ему такие муки? Может, прямо сейчас достать шовный комплект и заштопать неуемный рот?!

— Ты вообще разницу между мутантом и Универсалом знаешь? — поинтересовался Герман.

— Ну да… — несколько помедлив, сказал Франц. — У мутантов очень сильна фенотипическая и генотипическая изменчивость. И если их доминантные гены проявляются в выжившем потомстве, то…

— Проще можно? Тут тебе не совет Госпитальеров.

— Ну, — Франц заметно покраснел, — если проще, то мутанта можно определить как по ряду внешних признаков, так и по их измененному генотипу. И то и другое будет явным отклонением от стандартной довоенной нормы.

— А еще проще?

— Если у человека три глаза, восемь пальцев, зеленая кожа и шестьдесят пар хромосом, то он, вне всякого сомнения, является мутантом, то есть он тот, чьи предки пострадали во время Последней войны и в Черные века от радиации и мутагенов.

— Уже лучше, — удовлетворенно кивнул Герман, правда, он так и не понял, что такое «хромосомы». — С мутантами мы разобрались. Теперь расскажи мне, чем они отличаются от Универсалов.

— Ну, Универсалы… Они как люди. Их совсем ничем не отличишь. Они полностью соответствуют всем нормам любого биологического справочника. Естественно, какой-то дрейф генов есть, но он есть у всех выживших после войны. Это было неизбежное зло.

— Проще… — прорычал Герман.

— Ну, в общем, Универсала нельзя определить никакими приборами. То, что они делают, они делают с помощью силы своего мозга. А так они самые обычные люди.

— Откуда ты знаешь, что силой мозга, а не левой ноги, например? — Герман похлопал себя по ляжке.

— На Базе, правда не на нашей, проводили специальные исследования. Один из Госпитальеров был Универсалом. Двигал взглядом предметы. Это было так… Так здорово!

— Угу. Здорово, — согласился Герман, представляя, что бы можно было сделать, обладай он таким даром. Можно у кого-нибудь из-под носа стянуть парочку сочных корнеплодов, ружьишко, а можно и камнем по башке кому-нибудь дать без помощи рук. — Ну и чем закончились эти исследования? — поинтересовался он. — Небось решили потом: как это он так ловко предметы двигает, а ну-ка посмотрим, что у него внутри?

— Не знаю, — честно признался Франц, — но наши никогда бы не сделали ничего плохого…

— Налево, — скомандовал Герман.

Они свернули с тропинки, обогнули заросшую ползучим плющом статую какого-то человека из прошлого. Кто был этот парень, Герман не знал, да и не интересовался — без толку. Жернова времени уже уничтожили надпись, да и над лицом статуи порядком потрудились: нос у человека отсутствовал.