Книга "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Мы умирали, чтобы победить - Петр Михин

Особенно были страшны обстрелы и бомбежки операционных. Хирурги работали круглосуточно, вдруг среди ночи от взрыва бомбы или снаряда рушится операционная палатка, гаснет свет, разливается керосин, все вспыхивает огнем, окутывается дымом и гарью. Опрокидываются операционные столы с ранеными, у которых вскрыты грудные клетки, полости живота. В стерильных халатах и масках, со скальпелями и шприцами в руках падают навзничь хирурги и ассистенты. Гибнут и нервируются люди, уничтожаются бесценные лекарства и оборудование. Снова надо обмывать раненых, заново перевязывать, ставить шины, а то и делать новые операции. И это и днем, и ночью. И почти каждый день, и каждый раз надо устранять последствия бомбежек и обстрелов.

В эту страшную круговерть фронтовой обстановки мы с моей однокашницей по институту и подругой Зоей Овсянниковой окунулись прямо со студенческой скамьи, и осваиваться приходилось быстро, в процессе лечения раненых обретать необходимый практический опыт. Но мы справлялись. До ста операций в сутки делала хирург Овсянникова. У меня, врача-терапевта, на руках были сотни тяжелораненых. Четверо хирургов, включая и командира медсанбата, круглосуточно стояли у операционных столов при свете керосиновых ламп, работали быстро и искусно. Когда же от напряжения и усталости они валились с ног и глаза их закрывались сами собой, им поочередно, на час-другой, давали перерыв, и тогда они падали и засыпали.

У нас, врачей и медсестер госпитального взвода, забот было не меньше. Нужно принять поток раненых после операций, обустроить искалеченных и перебинтованных, с торчащими в разные стороны конечностями людей. У одних вспороты животы, проломаны грудные клетки, у других раздроблены челюсти, расколоты черепа. А после наркоза, в беспамятстве — все они беспомощны, и нам, врачам-терапевтам, медсестрам, приходилось ухаживать за ними, как за грудными детьми, мало кто из них мог самостоятельно покушать, попить, справить нужду. Но проходил наркоз, появлялось сознание, а с ним и дикие боли, и страх за свое искалеченное тело. И каждому нужно было уделить частицу душевного тепла и чуткого внимания. Каждого накормить, обогреть, успокоить, тем более если лежали они подчас под открытым небом, на поляне, среди вспухшего от непрерывных дождей болота. Но их еще нужно было и лечить! Организовать переливание крови, дать лекарства, а для такого количества раненых не хватало не то что помещений, кроватей и носилок — не было возможности даже укрыть их от солнца.

Тяжел был труд военных-медиков. Но он не пропадал даром. Тысячи наших воинов были спасены от смерти, избавлены от недугов и снова возвращены в строй. Мы, военные медики, изо всех сил старались, чтобы ни один, даже самый тяжелый раненый, не скончался на больничной койке. Бойцы чувствовали нашу заботу и были в высшей степени признательны нам за это. Они не только благодарили нас при выписке из санбата, но и слали письма из тыловых госпиталей, в которых их продолжали лечить. Нашему мастерству, умению поставить верный диагноз и осуществить правильное лечение в полевых условиях дивились врачи и профессора тыловых госпиталей, в которых долечивались наши раненые.

«После такой сложнейшей операции выходить больного в полевых условиях — нет, это дело невозможное! У него же весь живот был вырван! Даже у нас, в стационарных условиях, при нашем арсенале средств и то такие больные не выживают. Нет, это за пределами возможного!» — так удивлялись врачи больницы в глубоком тылу у постели моего бывшего пациента, он написал мне об этом в своем благодарственном письме.

Действительно, невозможное становилось возможным на фронте, потому что наши медики переднего края совершали чудеса массового героизма, отдавали раненым воинам всю теплоту своих сердец. В своем ратном благородном труде они творили чудеса воскрешения людей.

В тех же августовских боях подо Ржевом был тяжело ранен артиллерист Чеханов. Осколок снаряда пробил ему грудную клетку, повредил легкие, прошел в полость живота и раздробил правую ногу. Положение его было практически безнадежным. Но наши медики не отступились. Медсестры Бахметьева и Маслова быстро раздели больного, перелили кровь и подготовили к операции. За операцию взялась Зоя Овсянникова. Это была тяжелая борьба с приближающейся смертью. Но хирург победил. А потом, после операции, борьба за жизнь солдата продолжилась уже в госпитальном взводе. Лечили и выхаживали раненого мы, врачи разных специализаций, не могу не назвать их фамилий, это доктора Трофимова, Ковалева и Шандорина. На девятые сутки Чеханов был эвакуирован в тыловой госпиталь в хорошем состоянии. Была в этой победе жизни и частица моего труда: раненый находился под моим неусыпным наблюдением.

Подобных примеров были тысячи.

В сорок втором году фронтовиков, какие бы подвиги они ни совершали, награждали очень редко. Но самые самоотверженные медики нашего 106-го медсанбата были награждены боевыми орденами и медалями — «За высокопрофессиональную работу и отвагу».

Глава третья «Ржевская мясорубка» Сентябрь — декабрь 1942 года

Расклад сил

В августе нашей армии лишь чуть-чуть не хватило сил и авиационного обеспечения, чтобы взять Ржев. Помешали нам и ливневые дожди. А когда кончились дожди, спала вода и подсохла грязь, с наших боевых позиций сняли и перебросили на другие фронты все средства прорыва: корпусную артиллерию — это тысячи и тысячи орудий, авиацию и сотни танков. Именно в это время разворачивалось грандиозное наступление немцев на Кавказ и Сталинград, туда и были брошены все резервы. Но никто не отменил жесточайший приказ Сталина: любой ценой взять Ржев. И в дальнейшем мы, оставшиеся здесь, как бы «местные войска», совсем обессиленные, оказались в шести километрах от Ржева перед сильно укрепленной обороной фашистов, вынужденные атаковать немецкие укрепления уже без артподготовки, топчась на месте и истекая кровью. У немцев был свой, не менее беспощадный приказ Гитлера: Ржев не сдавать ни при каких обстоятельствах!

И началось новое тягостное, бесперспективное, заранее обреченное на неудачу наступление средствами оставшихся истощенных стрелковых дивизий, тогда как немцы экстренно нагнали подо Ржев множество артиллерии, танков, самолетов и все время контратаковывали нас свежими превосходящими силами. С нашей стороны это было наступление ради наступления, формальное выполнение приказа Сталина захватить Ржев. С одной стороны, Жуков и Конев боялись обосновать Сталину невозможность взятия Ржева оставшимися силами; с другой стороны, они сознательно создавали у Сталина иллюзию: наступление продолжается и идет успешно. На деле это наступление превратилось в «ржевскую мясорубку». В нее наше командование методично, изо дня в день сыпало и сыпало тысячи и тысячи солдат. А результат был один: ТРУПНЫЕ ПОЛЯ, «РОЩИ СМЕРТИ», «ДОЛИНЫ СМЕРТИ», по которым мы безуспешно ползли и бежали из болот на укрепленные немцами возвышенности. Несли потери и немцы, потому что воевали мы самоотверженно, но их потери были несравнимы с нашими.

Красников

Я удивился, когда вместе со мной на передовой НП вызвался идти Красников. Конечно, это был лучший разведчик и от него будет больше проку, чем от любого другого, но лучше бы ему поберечься, не соваться каждый раз в такое пекло. Остальные ребята не хуже подготовлены, но уж слишком они молоды. Нам с Красниковым по двадцати одному, а они на целых два года моложе. Конечно, молодость предполагает большее пренебрежение к опасности, но тут потребуются также выдержка и опыт.