Книга Всего одно злое дело - Элизабет Джордж

Таймулла рассказал Барбаре, что Хамфри Упман был управляющим банком, а мать Анжелины – детским психологом. Он, правда, не упомянул, что мужчина был расистом, однако это сразу стало понятно. Его выдало выражение лица. Это выражение называлось «все соседи могут идти к черту»; ноздри Упмана раздувались, и он заблокировал дверь, как будто боялся, что Ажар сейчас ворвется в дом и вынесет фамильное серебро.

– Чем обязан… – произнес он, и было понятно, что он знает, кто такой Ажар, хотя и не очень понимает, кто такая Барбара.

Хейверс взяла ситуацию в свои руки, показав ему свое удостоверение.

– Хотелось бы поговорить, – пояснила она, пока тот пристально изучал документ.

– И что нужно от меня полиции?

Хамфри вернул удостоверение, но не открыл дверь, продолжая блокировать ее своим телом.

– Разрешите войти, и я с удовольствием объясню вам, – сказала Барбара.

Он подумал секунду и, показав пальцем на Ажара, сказал:

– Этот останется здесь.

– Сильно сказано, но это не лучшее начало для нашего диалога.

– А мне ему нечего сказать, – ответил банкир.

– Это хорошо, потому что ничего говорить и не нужно.

Барбара размышляла, сколько еще времени может занять этот спор на пороге, когда за его спиной раздалось:

– Хамфри, что слу…

Голос женщины замолк, когда через плечо мужа она увидела в дверном проеме Ажара.

– Анжелина пропала, – обратился к ней Таймулла. – Ее нет уже целый месяц. Мы пытаемся…

– Нам хорошо известно, что она пропала, – вмешался Хамфри Упман. – Давайте я вам все объясню – так, чтобы не было недопонимания. Если бы наша дочь умерла, то есть если бы она сейчас была мертва, это не имело бы для нас никакого значения.

Хейверс хотела спросить у него, всегда ли он испытывал такие теплые отцовские чувства по отношению к дочери, но не успела.

– Впусти их, Хамфри, – сказала мать Анжелины.

На что он, не глядя на нее, произнес:

– Мусору не место в этом доме.

Барбаре пришло в голову одно милое простонародное выражение, но она понимала, что его слова не относятся к ней. Целью его грубости был Ажар.

– Господин Упман, если вы будете продолжать в этом же роде…

Госпожа Упман прервала ее:

– Впусти их, Хамфри.

Тот помедлил – совсем чуть-чуть, просто чтобы показать жене, что позднее ей придется ответить за свои слова, – затем развернулся на каблуках и позволил ей распахнуть дверь и дать им войти. Миссис Упман провела их в гостиную, изумительно декорированную, однако без каких-либо признаков вкуса хозяйки. Было видно, что это работа профессионального декоратора. Через большие французские окна был виден сад – светильники, освещающие дорожки, фонтан, статуи, пустынные клумбы и лужайка.

В углу комнаты стояла елка – еще не украшенная, но было очевидно, что их приход оторвал Рут-Джейн именно от этого занятия. На полу были разложены гирлянды, а на камине стояла коробка с украшениями.

Она не предложила им сесть – не предполагалось, что они задержатся надолго – и спросила:

– У вас есть основания предполагать, что моя дочь мертва?

Это было произнесено голосом, начисто лишенным эмоций.

– Она с вами связывалась? – спросила Барбара.

– Когда она связалась с этим человеком, – косой взгляд на Ажара, – мы прекратили с ней всякое общение. Она не хотела понять нас, а мы не понимали ее. Поэтому мы отказались от общения с ней. – Миссис Упман обратилась к Таймулле: – И что же, она все-таки ушла от вас? Ну, а чего еще можно было ожидать?

– Она уже уходила от меня один раз, – сказал Ажар с чувством собственного достоинства. – Мы пришли к вам, потому что моим единственным желанием…

– Неужели? Неужели она уже уходила от вас? Но почему-то в тот раз, когда бы это ни было, вы не примчались сюда с расспросами. Почему же вы появились сейчас?

– Она пропала вместе с моей дочерью.

– Это с которой? – И, заметив удивление на лице Ажара, Рут-Джейн гордо добавила: – Да, мистер Ажар, мы все о вас знаем. В том, что касается вас, Хамфри хорошо поработал и получил от меня высокую оценку.

– Анжелина увезла с собой Хадию, – нетерпеливо вмешалась Барбара. – Я думаю, вам не надо объяснять, кто она такая?

– Полагаю, это та девочка, которую родила Анжелина.

– А я полагаю, что это та девочка, которая еще и скучает по своему папе.

– В любом случае, она меня не интересует. Так же, как и Анжелина. Так же, как и вы. Ни я, ни мой муж, никто из нас не знает, где она находится, куда направляется и где окажется в будущем. Что-нибудь еще? Я хотела бы закончить украшение елки, если вы не возражаете.

– Она с вами связывалась? – повторила сержант Хейверс.

– Я, кажется, только что сказала…

– Вы сказали, что не знаете, где она, куда направляется и где окажется в будущем. Вы не ответили, связывалась ли она с вами. Как мы с вами понимаем, во время вашего разговора ей совсем не обязательно было говорить, где она находится.

На это Рут-Джейн ничего не ответила. Попалась, подумала Барбара. Но она также подумала, что мать Анжелины Упман ни за что на свете не даст им никакой зацепки. Анжелина могла связаться с ней тысячью разных способов, чтобы сообщить, что ушла от Ажара. Но, в любом случае, Барбаре она в этом не признается.

– Ажар хочет знать, где находится его дочь, – спокойно сказала Барбара, – можете вы это понять?

Казалось, Рут-Джейн была абсолютно спокойна.

– Понимаю я это или нет, не имеет никакого значения. Мой ответ неизменен – у меня не было никаких личных контактов с Анжелиной.

Барбара достала свою визитную карточку и протянула ее женщине:

– Я бы хотела, чтобы вы позвонили мне, если что-то услышите. В любое время. Даже в Рождество.

– Вы можете хотеть все, что угодно, но мы не обязаны выполнять ваши желания. Даже в Рождество.

Барбара положила карточку на ближайший столик.

– Подумайте обо всем, что я сказала, миссис Упман.

Казалось, что Ажар хочет что-то добавить, но Барбара кивнула на дверь. Дальше спорить было бессмысленно. Рут-Джейн может сообщить им, если Анжелина с ней свяжется. А может и не сообщить. Повлиять на нее было не в их силах.

Они направились к двери. В коридоре на стенах висели фотографии. Несколько из них были моментальными черно-белыми снимками. Барбара остановилась посмотреть на них. Она поняла, что сюжет у всех был один и тот же – две девочки. На одной они строили песочный замок на берегу моря; на другой катались на карусели – одна сидела на высокой лошадке, другая – на низкой; на третьей протягивали морковки пони и ее очаровательному жеребенку. Однако интересны были не сами сценки, не то, как фотографии были оправлены в рамки, и не то, как они были сделаны. Интерес вызывали сами девочки на фото.