Книга Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

— Ну, в общем. Да, а почему нет?

— И в чем крутость? Чего полезного миру ты делаешь?

— Миру — может, и ничего. Зато самому себе делаю массу полезного. И потом, если уж говорить начистоту, у меня работа интересная и творческая. И я могу придумать и показать что-то, а потом люди посмотрят и узнают что-то новое.

— Ну что? Сколько любовников было у Лолиты Милявской? — расхохоталась она. Я надулся. Нет, ну обидно! За отчизну!

— Почему любовников? Мы однажды делали документальный фильм о всех частных галереях России. Очень познавательная программа.

— А про животных вы ничего не делали? — вдруг спросила она. — Про то, как их истребляют?

— А ты что — из Гринписа? — тут же загорелся я. Это было первое, что я узнал об этой девочке помимо того, что она крепко и навсегда влюблена в Петра, который решил взять еще одну попытку. С женой, не с Ириной.

— Я — из Таганрога, — фыркнула она и поежилась. Честно говоря, погода хоть и была хорошей, но не настолько, чтобы торчать весь день на улице. Да и солнце ушло с нашей лавочки, заставив нас зябнуть. Я посмотрел на часы и подумал, что Димуля, наверное, уже выманил Бобкову из дома. Димуля. Можно было бы, конечно, позвонить и узнать, как там у нас дела, но я не очень-то хотел снова слышать его голос.

— Слушай, ладно, пойдем ко мне.

— К тебе?

— У меня еще дома есть текила.

— Я даже не сомневаюсь. И парочка женщин, — Ирина снова хмыкнула и шмыгнула носом.

— Да, и ты обещала мне с ними помочь. Если ты мне не поможешь, я никогда от них не избавлюсь. А ты — это просто бесценный клад для такого, как я.

— Это почему? — моментально насторожилась она.

— Честно говоря, я не так часто встречаю женщин, которые не смотрят телевизоров, не интересуются продюсерами и влюблены в другого. Я могу смело брать тебя с собой и не бояться последствий. С тобой можно просто выпить.

— Глупость какая, — заявила она, но как-то подозрительно послушно встала и пошла за мной. Мы зашли в магазинчик на Алексеевской, где приобрели некоторое количество еды, в том числе совершенно нетипичное количество овощей и фруктов — Ирина настояла.

— А ты никогда не задумывался, что есть животных — это варварство?

— Ну да. Ты еще и вегетарианка, — я хлопнул себя по лбу, перекладывая в тележке все эти яблоки и сливы. Ирина стояла в стороне и думала о чем-то. Или о ком-то. Похоже, что она не сильно горела желанием идти с мной. Я не был ей особенно симпатичен, а голова ее была полна вселенских страданий по Петру. Но ей, видимо, было просто и банально некуда идти, а я уже не казался опасным или враждебным. У нее дома, видимо, тоже имелась своя собственная мина замедленного действия.

— Я бы не хотела, чтобы меня съели, — заметила она..

— А кто ж тебе угрожает?

— Думаешь, корова не испытывает тех же чувств, что и люди? — спросила она и снова задрала свой веснушчатый нос. Я ничего не смог поделать и подумал, что никогда в жизни у меня не было девочки с такими вот веснушками и натуральным, сумасшедшим рыжим цветом волос. Бабник! Доведут меня бабы! Одно было хорошо, это то, что сама Ирина не испытывала ко мне никакого интереса. Это было хорошо, но необычно и немного обидно.

— Никогда не интересовался тем, о чем думают коровы.

— Ни о чем хорошем, когда тебя ведут на убой, — заявила она, пытаясь меня напугать или усовестить. Я же демонстративно достал из холодильника самый большой кусок охлажденного мяса и закрыл глаза, якобы вдыхая его «бесподобный» аромат. Когда я открыл глаза, Ирина смотрела на меня с диким возмущением, и ее зеленые глаза горели самым настоящим огнем. Я улыбнулся и подмигнул ей.

— Ты ужасен, тебе не говорили?

— Послушала бы ты, что обо мне говорят девушки, — рассмеялся я, подталкивая чуть шатающуюся (текила!) девушку в сторону касс.

— Я так понимаю, что у меня вполне могут оказаться шансы послушать, — она тряхнула головкой, и перед моими глазами снова пролетел ярко-золотой вихрь волос. Эх, что ж такое!

— С вас восемь тысяч рублей, — радостно сообщила кассирша. Я порылся в карманах. Кошелек я оставил дома, скрываясь бегством, так что жил на то, что было рассовано по карманам — не так и мало, если покопаться как следует. В заднем кармане джинсов нашлась пятитысячная купюра — хорошо. Во внутреннем кармане моего синего пиджака (классная штука) лежали сто евро, но они мне не могли помочь в простой кассе магазина. В рубашке валялось еще несколько купюр, оставшихся от прошлого похода за текилой. Я рассеянно пересчитал их и сунул кассирше. Где-то еще должна была быть кредитная карта — скорее всего, осталась в другом пиджаке. Привычка таскать деньги во всех карманах тоже появилась в «Стакане», когда вечно нужно было куда-то идти по нашим бесконечным коридорам и лестницам, и лень было таскать с собой всюду портфель. Теперь вот зато всегда можно найти средства к пропитанию, просто поковырявшись в одежде.

— Ваша сдача, — снова расплылась в улыбке кассирша. Я забрал какие-то бумажки и затолкал их обратно в карманы. Только тут я заметил, что Ирина смотрит на меня каким-то странным взглядом. Испуг напополам с изумлением.

— Что-то не так? — спросил я, но она только покачала головой. Потом все-таки решилась и спросила:

— А что тут стоило таких ужасных денег? Я на такую сумму могу месяц жить!

— Ну, это не в Москве, — заверил ее я.

— Но ты же почти ничего не купил, Григорий Александрович. Или это так дорого берут за мясо трупов?

— Мясо трупов? Фу, какие выражения! Так и будешь меня по имени-отчеству звать? — разозлился я.

— А почему нет? Ты же меня явно намного старше?

— Так и Петр тебя тоже намного старше! — возмутился я, вываливаясь из магазина. — Ты же его, небось, по имени-отчеству не зовешь.

— Вот ты гад! — моментально нахохлилась Ирина.

— Ладно, ладно, не злись. Мне просто не нравится, когда меня так зовут. Мне кажется, что меня это старит.

— А ты хочешь быть вечно молодым?

— И вечно пьяным, — кивнул я и осклабился. — Кстати, большая часть этого счета была выставлена нам за спиртное. Я всякую гадость не пью.

— Зато ты всякую гадость ешь.

— Так, хватит! Давай-ка не умничай, а двигай ножками. А то я тебя сейчас заставлю это мясо и готовить.

— Ни за что! — Ирина даже покраснела от такого предположения, что она, при каких бы то ни было обстоятельствах, будет готовить мясо. — Готовь его сам.

— Тебе никогда не говорили, что ты фотогенична?

— Даже не думай! — пригрозила она, в то время как я открывал дверь в свой родной подъезд, полный страха перед Сашей-Машей, в уходе которой я совершенно не был уверен.

— Ну, прошу, мой «текильный брат». Проходи.