Книга Стальная Крыса идет в армию - Гарри Гаррисон

Мы снова набились в лифт, поднялись несколькими этажами выше и оказались в медицинском аду. Врачи и санитары в белых халатах, с марлевыми повязками на лицах; суета, визгливая ругань… У меня закружилась голова.

Врач – наверное, терапевт, судя по стетоскопу на шее – вырвал из моей руки и швырнул санитару папку, а затем схватил меня за горло. Прежде чем я успел ответить ему тем же, он крикнул:

– Щитовидка в порядке!

Санитар сделал запись в журнале. Врач тем временем вонзил пальцы в мой живот.

– Грыжа не наблюдается. Покашляй.

Последнее слово было адресовано мне. Я повиновался.

– Все, следующий! – рявкнул терапевт.

С бумажным стаканчиком в руке я встал в дрожащую, стучащую зубами очередь. Двигалась она безумно медленно. Я пританцовывал на холодном полу, рискуя выплеснуть мочу, приготовленную на анализ. Наконец санитар разлил ее по пробиркам, капнул в каждую из них несколько капель реактивов и буркнул:

– Годится. Следующий.

Я поспешил в другую очередь. Пожалуй, было бы дурным вкусом рассказывать, как нас осматривали на предмет геморроя, описывать шеренги согбенных, судорожно вцепившихся в колени призывников и демоническую фигуру врача с фонариком в руке…

А потом… что это? Неужели уколы? О-о-о! Парень, стоявший передо мной, должно быть, культурист. Широкие плечи, мощные ноги, бронзовые бицепсы – просто образец мужской силы. Обратив ко мне перекошенное лицо, он жалобно пролепетал:

– Я б-боюсь ук-колов!

– А кто не боится? – попытался я его подбодрить.

Что говорить, не такое уж это удовольствие.

Как только очередная жертва подходила к санитару, тот, как автомат, всаживал ей иглу в предплечье. Стоило бедняге только отшатнуться – его бил по спине грубый детина в форме. Через несколько шагов его ждали еще два наполненных шприца. После этого оставалось только опуститься на скамеечку, мыча от боли.

Вот уже над плечом культуриста занесена безжалостная игла. Глаза атлета закатились, и он с шумом упал на пол. И все же это не выход – санитары все-таки сделали уколы, а сержант схватил бесчувственное тело за ноги и оттащил в сторону.

Приблизившись к санитару, я стиснул зубы и собрал волю в кулак…

Медкомиссия завершилась еще одним унижением. Сжимая в руках мешки с пожитками и отощавшие папки, мы – голые, несчастные, измученные – встали в последнюю очередь. Вдоль стены одного из залов выстроились пронумерованные столы – точь-в-точь билетные кассы аэропорта. За каждым столом восседал джентльмен в темном костюме. Когда подошел мой черед, сержант оглянулся на меня и показал пальцем.

– Двигай к тринадцатому столу.

Чиновник за тринадцатым столом (как все штатские в этом зале) носил очки с толстыми стеклами. Моя папка снова оказалась в чужих руках, из нее был изъят еще один бланк – и я обнаружил, что сквозь очки на меня смотрят налитые кровью глазки.

– Жак, ты любишь девочек?

Чего-чего, а такого вопроса я не ожидал. Почему-то мне представилась Бибз, которая смотрит на меня и давится от смеха.

– А то как же.

– А мальчиков любишь?

– Среди моих лучших друзей есть мальчики. – Я начал догадываться, к чему клонит этот простак.

– Правда? – Он что-то вписал в бланк. – Расскажи о своем первом гомосексуальном опыте.

От такой просьбы у меня аж челюсть отвисла.

– Ушам своим не верю. Вы проводите психиатрическую экспертизу по анкете?

– Ты меня поучи еще, щенок! – прорычал чиновник. – Ишь, волю взял разговаривать! Я спрашиваю – ты отвечаешь. Усек?

– Ничего себе! Да вас надо лишить диплома врача, если, конечно, он у вас есть. Наверное, вы вовсе не врач, а специально переодетый рядовой…

– Сержант! – визгливо крикнул чиновник, побагровев, и за моей спиной раздался топот ног. – Призывник отказывается отвечать на вопросы!

Мои ляжки обожгла острая боль, и я завопил, отскочив в сторону. Сержант, облизнув тонкие губы, снова замахнулся стеком.

– Это повторится, если не будешь отвечать, как положено, – пообещал штатский.

– Да, сэр! – Я всем видом продемонстрировал повиновение. – Впервые опыт подобного рода я приобрел в двенадцать лет, когда вместе с четырнадцатью моими товарищами по шайке…

Меня понесло. Чиновник торопливо записывал мою болтовню, а разочарованный сержант отошел. Когда анкета была заполнена, я получил не то разрешение, не то приказ идти в лифт. И снова сорок голых в кабине, снова закрываются двери…

На этот раз мы явно ошиблись этажом. Перед нами оказались ряды столов с пишущими машинками, за каждым столом – юная леди.

Со стыдливым шелестом наши справки прикрыли причинные места.

Мы так покраснели, что повысилась температура воздуха. Но ничего другого не оставалось, как стоять, с ужасом ожидая, когда девушки оторвутся от машинок, а милые глаза уставятся на нас.

Казалось, что дверь закрылась через четырнадцать с половиной лет.

Двери опять открылись, но никаких девушек на этот раз не было, а была уже привычная фигура очередного скотоподобного сержанта. Интересно, что за генная мутация породила в этом народе столько толстошеих, крутобровых, толстопузых садомазохистов.

– Выходи! – заорал он. – А ну, живо, по десять человек, первые десять – через ту дверь! Вторая десятка – через соседнюю! Да не одиннадцать! Считать не умеешь, осел!

За дверью, куда просочилась моя десятка, нам велели построиться в шеренгу. Мы встали лицом к стене, с которой свисал неприятный на вид красно-коричнево-зеленый флаг с изображением черного молота.

Офицер с тонкими золотистыми полосками на погонах подошел к флагу и повернулся к нам.

– Сегодня – очень важное событие, – с пафосом произнес он. – Вы, молодые люди, наиболее достойные из вашего поколения, добровольно явились сюда, чтобы посвятить себя защите любимой родины от злобных сил, стремящихся поработить ее. Наступил торжественный момент, о котором вы так мечтали. В этот зал вы вошли юными шалопаями, а выйдете отсюда солдатами. Сейчас вы дадите присягу на верность армии. Пусть каждый поднимет правую руку и повторит за мной: «Я – называйте свои фамилии – по собственной воле…»

– Я, называйте свои фамилии, по собственной воле…

– Стоп! Начнем сначала, и начнем правильно, иначе вас ждут неприятности!

– Я не хочу! – пискнул кто-то.

– У тебя нет выбора, – мрачно заявил офицер. – Наша родина – демократическая страна, а вы – добровольцы и дадите клятву. Если не дадите – а у вас есть такое право, – то вот через эту дверь попадете в федеральную тюрьму, где просидите тридцать лет за уклонение от демократических обязанностей. Итак, повторяйте за мной.

Стараясь не вникать, мы повторили все то, что он сказал.