Книга Чернь и золото - Адриан Чайковски

На этом месте Тальрик слегка дернулся, и Стенвольд осознал, что слово «Империя» до сих пор не произносилось: только «наша страна» и прочее в том же духе. Оговорка Белловерна, впрочем, не имела фатальных последствий — при одном упоминании о выгодных соглашениях у многих советников потекли слюнки. Подставной посол Годран положил руку на плечо Белловерну, и они обменялись хорошо отрепетированными улыбками.

Одни члены Ассамблеи наперебой называли свои имена и отрасли деятельности, но другие не снисходили до иностранцев, а третьи раздумывали, стоит ли этим осоидам доверять. На многих лицах Стенвольд читал выражение едоков, нашедших предлагаемое блюдо не совсем удобоваримым, и предполагал, что в повернутых к нему головах заново перетряхиваются его успевшие запылиться предупреждения. Даже самые алчные коммерсанты должны были понимать, что Стенвольд не простой фантазер — тем более теперь, когда Империя сама пришла в Амфиофос с улыбками и заманчивыми речами. Но тепла в устремленных на него взорах Стенвольд не видел.

— Прошу внимания! — воззвал старый Тадспар. — Не желает ли уважаемое собрание подкрепить свои силы? — При этих словах в зал, блистая медью и сталью, въехал агрегат в виде жукана с подносом в руках. Посланники испуганно шарахнулись от него. «Выходит, у вас таких штук пока нет», — удовлетворенно отметил Стенвольд. Тальрик согнул и разогнул пальцы, по рядам Ассамблеи прошел легкий смешок. Агрегат между тем остановился, и гости вскоре присоединились к желающим отведать напитков. Тадспар деликатно отвел Годрана в сторону, и Стенвольд протолкался поближе, чтобы послушать их разговор.

— …поистине замечательно, мастер Годран, — говорил Тадспар. — Достижения вашей Империи служат для нас примером: вы добились поразительных результатов, начав, можно, сказать, с нуля. — Взгляд Линео упал на Стенвольда. — Поистине в горниле войны выковываются великие государства, но война… мы в Коллегиуме, видите ли, все немножко философы, и должны хорошенько подумать…

— Мастер Тадспар, — заулыбался в ответ Годран, — мы только что закончили изнурительную войну со стрекозидами и теперь пытаемся восстановить то, что разрушено. Хорошо еще, если мы сумеем накормить и одеть всю Империю. Мы похожи на мужа, который всю ночь проспорил с женой — для работы он утром едва ли сгодится.

Он даже коллегиумские шутки знает, подумал Стенвольд, услышав смех, и хотел вступить в разговор, но к ним, еще издали протягивая руку, направлялся другой историк Коллегии.

— Мастер Вершитель…

— Мастер Контур. — Стенвольд отошел чуть в сторону, чтобы не слышали осоиды.

— Мастер Вершитель… Ассамблея поручила мне обратиться к вам с просьбой.

— Спокойнее, мастер Контур, — улыбнулся молодому коллеге Стенвольд.

— То, что вы думаете о наших гостях, ни для кого не секрет.

— Я высказывал свое мнение при всяком удобном случае, — невозмутимо подтвердил Стенвольд.

— Сегодня мы поговаривали о том, чтобы не пускать вас сюда, но не кашли прецедента. Это самое важное посольство, прибывающее в Коллегиум на памяти нашего поколения.

— Не спорю.

— Так вот, Ассамблея с вашим мнением не согласна. Верить можно только в одно: либо в цивилизацию, либо в ваши чудовищные предположения. И еще…

— Да?

Контур оглянулся на осоидов.

— Допустим всего на секунду, что правда за вами…

«Молот и клещи, — сказал себе Стенвольд. — Он знает, что я прав, и напуган до смерти».

— Как нам быть в таком случае? — продолжал внезапно осипший Контур. — Вам не кажется, что подружиться с ними было бы лучше, чем разозлить их?

— Вы опасаетесь, что я начну обличать их в открытую, как убийц и чудовищ. Поверьте, я вовсе не намерен их злить и даже разговаривать с ними не собираюсь. Выпивайте, закусывайте и веселитесь, — с тяжелой иронией произнес Стенвольд, глядя на осоидов через плечо собеседника. Годран со своим прихвостнем Беллеворном пожимали руки и расточали лесть, но Тальрик смотрел прямо на Стенвольда. Мастер ощутил легкий шок, когда их глаза встретились. Быть может, он когда-то видел этого человека в рядах осиного войска? Тальрик, пожалуй, слишком молод, чтобы сражаться при Минне, подумал Стенвольд — и тут имперский посланник кивнул ему.

«Я тебя знаю, — говорил этот жест. — Не думай, будто мы не знаем, кто ты такой».

Перевалило за полночь. Окна Коллегии гасли одно за другим, на улицах зажигались газовые фонари. Тото отправился в свое общежитие, Чи с Танисой — домой. Парню за весь вечер так и не удалось поговорить с Чи, и он настолько приуныл, что ее мучила совесть. Сальма, к негодованию Танисы, покинул вечеринку под руку с мантидкой, атлеткой из Нетиона. «Вот сожрет она его, будет знать», — мстительно сказала Таниса. Что ее, собственно, так взбесило? Она не возражала, когда Сальма увивался за местными девушками, не вкладывая в это ровно никаких чувств. Она и сама вовсю крутила романы с богатыми наследниками и с молодыми офицерами-муравинами, подчиняла их себе и принимала у них подарки. Будучи арахнидкой по рождению, хотя и не по воспитанию, она училась раскидывать свои сети, как воин учится фехтованию, — предчувствуя, что когда-нибудь это понадобится ей для чего-то серьезного. Но с мантидкой у Сальмы все происходило иначе. Он склонился перед ней на свой иноземный манер, и она, мигом стряхнув с себя скуку и отчужденность, поклонилась в ответ и подала ему руку — а мантиды, как известно, ничего не делают просто так.

Стенвольд ждал девушек дома. Почувствовав запах его трубки, они заглянули к нему в кабинет; он сидел в своем любимом кресле мантидской работы и смотрел на огонь в камине.

— Дядя? — окликнула его Чи. — Мы думали, ты давно уже лег.

— Входите, входите. Парни тоже с вами? Нет? Ладно, с ними я поговорю утром, а с вами сейчас.

— Насчет осоидов? — догадалась Чи.

— Именно. Таниса, готова ты завтра ехать со мной в Геллерон?

— Как? Пропустить Игры? Конечно, если так надо…

— Собери вещи — самое необходимое — и оружие не забудь. Я ждал долгие годы, а теперь это свалилось на меня, как снег на голову. Хорош танцор!

Таниса поняла его, и это ей не понравилось. Танцорами у арахнидов называли подпольщиков. Ей хотелось бы расспросить Стенвольда поподробнее, но это слово решило все, и она молча отправилась в свою комнату.

— Не надо ничего говорить, — остановил Стенвольд сжавшую кулаки Чи. — Для тебя и здесь работа найдется. Поверь, мне просто необходимо оставить кого-то вместо себя.

«А как же другие?» — хотела спросить Чи, но промолчала, зная, что другие, даже Тото, способны в случае чего спастись от меча и стрелы. Стенвольд в самом деле о ней заботился, но обиды это почти не смягчало.

Бесполезно спорить, раз он уезжает завтра. Эта мысль странным образом успокоила Чи. Она сыграет роль послушной племянницы, чтобы он больше не волновался — позаботится о нем на свой лад.