Книга Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин

Помню, когда я с отцовскими воинами и двумя морскими конями ушел в свой первый викинг тощим подростком, Бьерн тоже был рядом. Прикрывал меня своим широким щитом, держался плечом к плечу в сече, давал мудрый совет, когда нужно было принимать решения конунга.

Да, много водных дорог прошли мы со старым Бьерном, много славных подвигов совершили, без счета взяли богатой добычи. А теперь его зарезали, как телка перед холодами, долговолосые лесные люди. Горе им!

Мы дружно проводили побратима Бьерна в Валгаллу, пиршественный зал во дворце самого Одина, Бога Богов, в котором пять сотен и еще сорок дверей, а каждая из дверей такая огромная, что в нее в ряд могут войти восемь сотен воинов.

Это еще не была тризна по Пегому. Мы пили пиво и сурицу, провожая его. Но это тоже еще не тризна.

Что пиво — вода для вечернего успокоения, помогающая пропихнуть в брюхо жирную пищу. Героев в Асгард провожают кровью! Все мои воины кидали в стену полные чаши, стучали мечами по щитам и рвались проводить Бьерна, как следует. Я разрешил своим воинам напоить мечи кровью, чтобы дорога к Богу Рати была для Бьерна гладкой, как коровье масло…

* * *

Той же ночью я, Рагнар Большая Секира, взял с собой сотню воинов, и мы выступили в поход.

Эти дикие поличи жили селениями вдоль реки и глубже в лес. Я решил крепко наказать одно селение и выставить их головы на кольях вала, чтоб остальным впредь неповадно было. Пусть боятся нас, только страхом можно держать непокорных в повиновении, кто этого не знает?

Ближнего к крепости селения мы достигли перед рассветом. Стараясь не шуметь, приблизились к бревенчатому частоколу с подветренной стороны, чтоб не учуяли раньше времени лохматые, похожие на волков собаки. Кроме собак, больше стражи не было. Они спали в своих домах, они были беспечными, эти поличи.

Чтобы было виднее, я приказал поджечь крайние избы. Сухая солома на крышах вспыхнула быстро, глупые поличи не засыпали свои дома землей от огня. От соломы загорелось дерево, и стало совсем светло.

Больше не нужно было держать тишину. Мы напали, криками распаляя себя на бой.

Они просыпались. Лаяли собаки, задыхаясь хрипом после ударов мечей и копий, блеял и мычал скот, голосили люди. Но все звуки перекрывали боевые кличи отважных воинов, призывающих богов полюбоваться славными их деяниями. От их голосов, привыкших перекрикивать морские ветры, кровь врага всегда леденела в жилах.

Поличи спросонья выскакивали из домов, метались, как зайцы перед загоном охотников. Мы рубили их в честь друга Бьерна, много рубили. Мужчины пытались сопротивляться, хватали колья, доставали мечи и копья. Пытались сражаться. Они были не трусливые. Но нас было больше, и мы — сильнее. Мы резали всех подряд, и зрелых, и старых, и малых, как режут без разбора скот перед днями пиршеств. Тех, кому удавалось выбежать за круг села, мои воины догоняли стрелами, соревнуясь друг с другом в меткости.

Я видел, один из поличей, лохматый и яростный, как медведь, хорошо сражался. Длинной жердиной сбил на землю сразу двух воинов. Но он не захотел умереть в бою, побежал в лес, перемахнув через ограду. Домар-скальд, мальчишка еще, радующийся, как игривый щенок, своему первому викингу, пустил стрелу. Та проткнула поличу плечо. Поторопился скальд. Я тоже снял с плеча лук, пустил стрелу, попал в спину. Полич упал от удара. Потом поднялся, поковылял дальше в лес. Пусть бежит, с такой раной долго не бегают, сказал я Домару. Тот засмеялся, блестя глазами и зубами, хмелея от битвы, как от вина. Я кивнул ему. Из таких щенков вырастают настоящие боевые собаки, он правильно начал жизнь!

Весело было! Заходя в избы и клети, мы находили много пива и сладкой сурицы. Тут же пили, вышибая у бочек дно. Побратим Пегий наверняка радовался, оглядываясь на нас со своей дороги. Он любил хмельные пиры, мог лить в себя, как в сухой колодец.

Я не торопясь срубил в очередь двух поличей, что выскакивали против меня с кольями и мечами. Они были сонные, растерянные и кидались с хриплыми криками, как собаки, без разума и обманных вывертов. Их было легко рубить, у них не было ни щитов, ни доспехов. Моя Фьери вдоволь напилась крови, поминая Бьерна.

Весело было! Малых детей мои воины подкидывали вверх и ловили на копья. Соревновались в ловкости. Тут надо уметь правильно поставить копье, иначе древко может треснуть под тяжестью визжащего тела. Так же, показывая ловкость мечей, делали поличам красных орлов. Двумя ударами рассекали вдоль спину, чтобы легкие вывалились наружу, повиснув, как крылья. Лети, если хочешь!

Дюги Свирепый первый сделал орла трясущемуся от трусости поличу. Ловко получилось, ничего не могу сказать против. Тот побежал было, выпучив глаза и расправив красные крылья, пока не упал. Смешно смотреть! Харальд Монета тоже сделал орла, а Висбур Жердь дрогнул мечом. Получился у него из мужика не орел, а ворона с одним крылом. Все смеялись над Жердью. Висбур, осердясь, добил полича, отвалив ему голову одним ударом.

Конечно, женщин-поличанок мои воины сначала не убивали. Сдирали с них длинные рубахи и брали прямо на месте. Женщины, взятые боем, всех приятнее. Воины похвалялись друг перед другом своей мужской удалью, тех, кто понравились, дарили потом остальным. Дальше — тоже рубили. Я приказал никого не оставлять в живых. Будет старому Бьерну хорошая память.

Они громко кричали и пытались кусаться, эти женщины, совсем дикие были. Ингвар Одно Ухо, потрясая мечом, хвастался, что взял пятерых подряд. Дюги Свирепый тут же заявил, что взял семерых. Мертвые не считаются, выкрикнул ему в лицо Одно Ухо, разгоряченный набегом. Они чуть не сцепились, Дюги уже начал грызть зубами край щита, вызывая в себе безрассудную ярость берсерков. Но я прикрикнул на них, пообещал снести разом обе горячие головы и кинуть их студиться в реку.

Унялись. Оба — отважные воины, но слишком ревностные к чужой славе, как хозяйки бус к похвале другим девам.

Не теряя головы, как следует конунгу, я наблюдал, чтобы не было откуда-нибудь угрозы. Нет, все было спокойно вокруг села. Помощь к поличам не приходила. Я же говорю, беспечный народ.

Тогда я тоже захотел себе женщину. Покорные рабыни, подаренные князем Добружем, уже надоели, давно хотелось свежего мяса. Высадив дверь ближайшей избы, я вошел в теплый сумрак, царапая шлемом низкие потолочные бревна. Сразу увидел ее, прячущуюся за каменной печью. Краем глаза я успел заметить движение с другого бока, вовремя упал на пол. Стрела пролетела поверх меня.

Пока долговязый малец, совсем еще недомерок, трясясь руками, прилаживал на лук другую стрелу, я, перекатившись на спину, метнул в него свое тяжелое копье. Пригвоздил к закопченной стене, как таракана спицей. Увидел, что глаза его стали пустыми, а изо рта вытекла на рубаху струйка крови.

Я вскочил, за волосы выволок бабу из-за камней печи. Молодая была баба, глупая, даже не голосила, только рот открывала и охала.

Лезвием секиры я распорол грубую холстину ее рубахи, бросил животом на лавку. Она шипела, как рассерженная змея, пыталась уползти от меня. Я вонзил в дерево перед ее лицом свою боевую секиру, намотал на руку длинные темные волосы. Второй рукой отпустил пояс, высвободил из-под кольчуги свою мужскую силу. Как крепкое копье, вошел между ее мягких холмов, так что она закричала в полную силу голоса.