Книга Каменный век. Книга 5. Народ Моржа - Сергей Щепетов

Вместе с дополнительными годами жизни Семен получил право божественного «первоучителя», способного отменять древние табу. Кроме того, он, по-видимому, в чем-то сделался для неандертальцев оноклом – оказался «центром притяжения». Как далеко это притяжение распространяется, Семен не знал, но люди все шли и шли. Новоприбывшие не записывались на прием, не выстраивались в живую очередь, чтобы коснуться края его одежды – они даже увидеть свое «божество» не стремились. На земле предков для них не осталось места, и они приходили на берег Большой реки. Для них – горных охотников, мастеров использования природных ловушек – у воды, в лесу и степи не было ни привычного жилья, ни добычи. Приспособиться они и не пытались – останавливались где-нибудь в пределах дневного перехода от форта и начинали загибаться от голода. Сначала в пищу пали дети, потом подростки, потом женщины…

Семен требовал, чтобы новоприбывших перевозили на правый берег, учили их, помогали им строить жилища, давали пищу. Приказы выполнялись, отторжения или сопротивления его воле больше не было, но происходило все медленно и безобразно – с убийствами и каннибализмом. При всем при том неандертальцев становилось все больше и больше. Было совершенно ясно, что если дело пойдет так и дальше, то через несколько лет никакие дарпиры и арбалеты их не прокормят: «По прикидкам ученых былой современности, человеку палеолита требовалось в среднем 2 кг мяса в сутки. Наверное, так оно и есть – плюс-минус еще килограмм. Допустим, что неандертальцев со временем наберется (если уже не набралось!) 500 человек. В год им потребуется примерно 350—400 тонн мяса. Чему это будет соответствовать, по данным тех же ученых? Три-четыре десятка полувзрослых мамонтов, или две тысячи лошадей, или 600—700 бизонов? Не хило!»

Неандертальцев нужно было куда-то расселять, возвращать на прежние места обитания или хотя бы остановить приток беженцев. Однако это означало смертный приговор для них.

«Нет, они не тупые, они просто не желают активно бороться за собственную жизнь и жизнь ближних. Складывается впечатление, что эти люди живут главным образом внутренней жизнью, как бы находятся в состоянии непрерывной медитации. То, что происходит в их мозгах, для них ценнее и важнее внешних обстоятельств – голода, холода, судьбы сородичей, да и своей собственной.

Никогда не видел и не слышал, чтобы старшие обучали младших чему-то заумному. Просто с некоторого возраста ребенок начинает участвовать в коллективных медитациях – когда взрослые садятся в кружок и часами сидят молча. Или, что случается редко, тихо подвывают хором. По-видимому, это и есть обучение – методом погружения. После какого-то количества таких уроков подросток начинает мастерить себе копье и палицу, а затем выходит на охоту вместе со взрослыми. В некоторых случаях „обучение" может закончиться сворачиванием шеи или ударом палицы по голове. Означает ли это провал на экзамене или наоборот – совершенно неясно. Вполне возможно, что происходит „подключение" подростка к некоему общему информационно-чувственному полю. Через это проходят, кажется, все мальчишки. А вот Хью не прошел и остался „неподключенным". Чтобы понять все это, нужно, наверное, родиться неандертальцем, а чтобы объяснить – мыслить как кроманьонец. Такое, скорее всего, невозможно».

И вот однажды Семен понял, что ключ к неандертальскому сознанию он держит в руках. Точнее, этот «ключ» сидит перед ним за грубым деревянным столом – Дынька!

К концу первого года обучения Семен окончательно убедился, что по своей «массе» способности неандертальских детей не уступают таковым кроманьонских, но эти способности иные. В самом начале обучения он пережил небольшой шок. Для тренировки устной речи детям было предложено описать какой-нибудь предмет – камень, лист растения или палку. Девочка-неандерталка выбрала лист растения и принялась подробно описывать его цвет, размеры, форму и отличия от других. Когда она закончила, Семен спросил, не желает ли кто-нибудь что-то добавить или исправить. Желающий нашелся – неандертальский мальчишка. Он встал и заявил, что лист описан правильно, но верхушка у него погрызена гусеницей, а не оторвана. Девочка вновь попросила слова, и завязался спор, суть которого Семен понять не мог, пока до него не дошло, что речь идет не об абстрактном листе, а о вполне конкретном – предпоследнем снизу на крайнем стебле левого куста крапивы, что растет за забором возле калитки. Через эту калитку все проходили множество раз, но кроманьонские ученики способны дать лишь общее описание, неандертальцы – любого листа на выбор по памяти. Семен же вообще эту крапиву не замечал и только сейчас узнал, что она там действительно растет.

Позже выяснилось, что неандертальцам легче запомнить наизусть сотню-другую примеров, чем произвести деление или умножение в столбик. Основы физики, геометрии, механики они способны понимать лишь до определенного предела, после которого растолковывать им что-либо бесполезно. В этих областях лишь Дынька смог хоть как-то двигаться вместе с кроманьонскими детьми. Зато незнакомый язык, чтение и письмо неандертальцы осваивали гораздо быстрее. То, что Семен «давал» по географии, биологии, истории и «религии», они схватывали буквально на лету. Составить рассказ или сказку с использованием новых слов никогда не было проблемой – любой неандертальский малыш мог импровизировать сколь угодно долго. Их персонажи никогда не погибали, даже будучи съеденными, но постоянно превращались в кого-то или во что-то.

Все это Дынька мог не хуже сверстников-сородичей, но при этом он был еще и твердым троечником по «кроманьонским» предметам! «Это – шанс, – понял Семен. – Это будущий мой проводник в духовный мир „альтернативного" человечества. Пускай проходит свое странное неандертальское посвящение, лишь бы его не прикончили в итоге. Надо сказать Хью, чтоб присмотрел – меня-то летом здесь не будет».

Именно для этого Семен и попросил Хью зайти к нему после окончания занятий. «Но почему он явился вместе с Дынькой? Парнишка смущается и готов спрятаться за спиной старшего, но ничего не получается, поскольку он перерос его уже на добрых полголовы». В груди у Семена что-то заныло – как всегда в предчувствии неприятностей.

– Семхон Хью звать надо нет, – сказал главный неандерталец на языке лоуринов. – Хью сам Семхон ждать – говорить надо.

– О чем?

– Хью просить сильно: разреши Дын-ка поселок лоурин ходить. Там бегать учиться, драться учиться, нирут-лоурин становиться.

– Это ты сам до такого додумался?!

– Хью думать надо нет – Дын-ка Хью просить с Семхон говорить.

– Та-ак… – озадаченно почесал затылок Семен. – Все планы летят к черту. А как же эти ваши аирк-мана?

– Аирк-мана парень поздно никогда нет. Посвящение лоурин поздно есть. Еще один лето, и старейшина Медведь говорить: «Дын-ка старый сильно, тренировать, учить поздно теперь».

– А почему ты решил, что этим летом Медведь его возьмет? Что он вообще захочет снова заниматься с кем-то из вас? В свое время ты умудрился ему чем-то понравиться, а может, ему просто было интересно. При чем тут Дынька?

– Хью знать нет, – ухмыльнулся неандерталец и отступил в сторону, как бы предлагая мальчишке продолжать разговор самому.