Книга Сын Чернобога - Сергей Шведов

– Я пляшу под дудку Beлеса, Белый Волк, об этом каждая собака лает. И дорогу я никому еще не уступал, ни конному, ни пешему.

– Опомнись, боярин Вадимир, – негромко произнес кудесник Божидар. – Негоже кидаться с мечом на безоружного.

Вадимир долго с ненавистью смотрел в глаза Осташу, а потом круто развернулся и бросился в гудящую толпу.

– Останови побоище, Божидар, – повернулся боготур к кудеснику. – Нет за вами правды, только кровь напрасно прольется.

– Уже поздно, – мрачно изрек первый ближник Перуна. – Теперь нас с Рериком рассудит сам Ударяющий, и пусть, его приговор будет справедливым.

Город гудел как растревоженный улей. Похоже, мятежники заранее наметили свои жертвы и теперь рассредоточились по всем концам Новгорода. Однако наибольшее их число собралось вокруг детинца, сильно обветшавшего за последние десятилетия. В первых рядах атакующих Осташ без труда опознал свеев ярла Хокана. Эти были не только при оружии, но и в броне. Тяжелый таран в их сильных руках летал, словно перышко, и с каждым новым ударом в досках ворот появлялись огромные трещины. Со стен детинца и приворотной вежи стреляли варяжские лучники, но толку от их усилий было мало. Свеи прикрылись от стрел щитами и с дружным рыком долбили ворота. Ладожане тоже взялись за луки и быстро заставили варягов спрятаться за стены.

Ворота наконец разлетелись в щепы, и толпа с торжествующими воплями ринулась в образовавшийся зев вслед за мечниками ярла Хокана. Дело, казалось, было решено. Осташ увидел торжествующее лицо боярина Вадимира и укоризненно покачал головой.

– Рерика сюда, – взревел боярин Людослав, потрясая мечом, – Рерика на лобное место!

Толпа дружно подхватила его крик, а появившийся в проломе боярин Доброгаст произнес горестно:

– Нет Рерика.

Вадимир, стоявший посреди площади в окружении мечников, покачнулся. Во всяком случае, так показалось Осташу.

– Закрыть городские ворота, – крикнул кудесник Божидар, но, увы, запоздал с приказом.

Фаланга варягов, ощетинившаяся копьями, уже втягивалась в город. На площадь они вступили плотными рядами, опрокинув в грязь жидкий заслон, спешно выставленный ладожанами. Потом этот железный еж прокатился по площади, оставляя за собой жуткий кровавый след. Из детинца выскочили свеи, но построиться в ряды не успели, копья железного ежа пришпилили их к старым стенам. Потом железная скорлупа распалась, выпуская на волю мечников.

Боярин Вадимир попытался удержать варягов у лобного места, но его дружинники падали один за другим, а сам он вынужден был пятиться к помосту. Белый Волк до самой смерти не выпустил меча из рук. Лишь в последнее мгновение его ладонь бессильно разжалась, выпуская из пальцев рукоять, отделанную серебряными узорами. Свеев перебили всех до единого. Ярла Хокана, взятого живым, тут же вздернули на воротах, не дав и слова сказать в свою защиту. Уцелевших словен обезоружили и согнали на площадь перед лобным местом, где продолжал стыть одеревеневший кудесник Божидар.

И только тогда на площади появился Воислав Рерик. Он единственный из всех варягов был верхом. Конь под ним был белым – конь Световида. Всем собравшимся на площади, оружным и безоружным, варягам и ладожцам, стало ясно, что наступил час ответа. Не Рерик спрашивает у кудесника Божидара, зачем пролилась славянская кровь, а сам бог Световид.

Божидар так и не нашел ответа на этот вопрос, бог Перун не простер десницу над своим первым ближником и не вложил в его уста веского слова. Молчал Божидар. Долго молчал, целую вечность. А. потом достал из складок одежды жертвенный нож и так же молча воткнул его себе в грудь. В тот же миг удар молнии рассек потемневшее небо, и потоки слез хлынули с неба на окровавленную землю. Перун принял искупительную жертву и даровал прощение тем людям, над которыми уже были занесены мечи варягов.

Великий князь Рерик не пошел против бога, приподнявшись на стременах, он зычно прокричал на всю площадь:

– Отпустить мятежников! Да будет услышан на землях словен голос Перуна. Да отзовется он в наших сердцах, ибо не к крови призвал он нас, а к миру. И пусть будет так, как я сказал.

Глава 5КНЯЗЬ ГРАДИМИР

Князь Градимир с интересом выслушал посланца киевских князей, любезного боярина Казимира. Надо же, что на белом свете делается. И ладно бы где-то за морями, а то у ближайших соседей, приильменских словен. О князе Воиславе Рерике Градимир, конечно, слышал и даже принимал года два назад его послов. Ничего важного те послы кривичам не сказали, зато преподнесли князю арабский меч в ножнах, усыпанных драгоценными каменьями. Возможно, в этом даре и был какой-то тайный смысл, но Градимир его не уловил и отдарился хазарским седлом, богато отделанным серебром и златом. Пусть горделивые варяги не думают, что кривичи щи лаптем хлебают.

На первое место в славянских землях князь Градимир не рвался, сидел себе скромно в Смоленске, лаялся время от времени с волостными князьями, которые слишком много воли на себя брали, не заботясь о ряде, заведенном от дедов-прадедов, дожил тихо-мирно до тридцати пяти годов и вдруг обнаружил, что оказался между двух сил, ощетинившихся друг против друга. Какой леший принес из-за моря этого варяга? Да и Аскольд нисколько не лучше. Воитель! Мало ему своего добра, так он ромеев взялся зорить. Договор он с ними заключил, а кому тот договор нужен.

– Так, говоришь, Рерик решил строить новый город? – спросил со вздохом Градимир у боярина Казимира.

Боярин поднес к губам серебряный кубок.

– Не решил, а строит уже. Года четыре минуло, как тот град заложили. В Ладоге ему ныне сидеть не с руки. Злы на него ладожане за старейшин, погубленных пять лет назад.

– Был у меня боярин Доброгаст, – кивнул Градимир. – Рассказывал, как дело было. Выходит, Рерик пошел против вечевого приговора. А боярина Вадимира, конечно, жаль.

– Боярин Доброгаст теперь в Киеве, – понизил голос едва ли не до шепота Казимир. – Князь Дир его обласкал, наделил землею, но все одно – чужая сторона. А за Рериком стоят Велесовы волхвы, у них теперь новый кудесник – Осташ. Из простых, говорят, вышел, но власть взял твердо, не только боготуры, но и волхвы смирно ходят под его рукой.

Сидели князь с боярином по-простому, распоясав рубахи, посторонних в горнице не было, а потому и разговор между ними шел доверительный. Боярину Казимиру в этом году на седьмой десяток перевалило, но бороду он брил, а потому и выглядел моложе своих лет. Князь Градимир на четверть века моложе киевлянина, но чревом с ним почти сравнялся. Дороден был великий князь кривичей, чего уж там. Видимо, спокойная жизнь сказалась.

– Жениться тебе надо, князь Градимир, – посоветовал Казимир. – Чего в твои-то годы вдовствовать. А мало одной жены, так бери две. Негоже, когда у великих славянских князей нет достойного потомства.

– Так у меня этого потомства полный терем, – удивился неожиданному совету князь.

– А матери у них кто? – укорил хозяина гость. – Холопки да робы. Вот и лезут на славянские столы пришлые варяги. Кровь у них, видишь ли, царская. От кагана Додона свой род ведут, от Меровея Венеда. А кто у нас того Меровея помнит? Тех Меровеев с франкских столов сбили, так теперь мы их будем у себя привечать и выи перед ними гнуть?