Книга Беовульф - Андрей Мартьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что же тогда произошло с картулярием? Человек не может исчезнуть в никуда! Молодцы Гунтрамна и Арбогаста прочесали берег Меза на много стадиев ниже по течению, особенно внимательно осматривая излучины реки. Пусто. Никаких следов, хотя по приказу Хловиса в Мез нарочно сбросили несколько бревен и дружинные проследили, где их выбрасывало на берег. Девять бревен из полной дюжины оказались в мелководных заводях совсем неподалеку от Стэнэ, еще два обнаружились чуть дальше, и лишь одно было унесено в незнаемые дали, к морю на севере.
Северин как сквозь землю провалился – воины поопытнее втихомолку ворчали, что мальчишку забрали духи или, к примеру, альвы: эти существа не оставляют следов. Ремигий отмахивался – какие еще альвы? Откуда? Здесь вам не страна Эйре, не легендарная Гиберния, в Галлии и Бельгике о полых холмах и их обитателях и слыхом не слыхивали.
– Пусть рикс даст мне двух лошадей и припасы, – на исходе третьего дня поисков решительно заявил Эрзарих. – Я поеду его искать. И найду.
– Я знаю, что в искусстве охоты ты искушен, – согласился Ремигий. – Однако охота на зверя и охота на человека разнятся. Что ты сможешь сделать один?
Лангобард надулся, спесью исходя – епископ усомнился в его смелости и удачливости! Другому такое оскорбление не сошло бы с рук. Но Ремигий все-таки годи, человек, принадлежащий богам, а значит, осведомленный о их воле (и неважно, Единый ли то бог или Вотан с Фрейей), к его словам стоит прислушаться.
– Северин где-то там, за рекой, – задумчиво говорил епископ, прохаживаясь вдоль длинного стола. – Но почему-то не может вернуться.
– Откуда ты знаешь? – жадно спросил Эрзарих. – Говорил с богами?
– Можно выразиться и так. Сон мне был, а сны насылаются ангелами…
– Христианскими валькириями, – понимающе кивнул лангобард, прежде наслушавшийся как от госпожи Корнелии, так и от Северина красивых саг о райских кущах.
Ремигий лишь усмехнулся.
– Незачем отягощать Хловиса столь незначительными просьбами, – наконец сказал епископ. – У рикса предостаточно иных забот, ему надо возвращаться в столицу. Возьми все, что необходимо, и будь готов к завтрашнему рассвету. Одна ночь ничего не решит…
С наступлением темноты пошел снег, начало мести, но Эрзарих, сын Рекилы, отступаться не привык. Едва небо на востоке начало сереть, лангобард уже пришел на конюшню и с безмерным удивлением обнаружил там епископа.
– Рикс позволил мне съездить развеяться и отдохнуть, – фыркнул Ремигий, мельком взглянув на вытянувшееся лицо Эрзариха. – Не откажешься от попутчика?
– Но как же… – протянул лангобард. – Почему Хловис…
– А что Хловис? – пожал плечами епископ. – Он взрослый мужчина, великий военный вождь, не пропадет. Мы ведь ненадолго, верно? Самое больше две седмицы?
– Ты приближенный рикса, – упрямо сказал Эрзарих и спросил напрямик: – Зачем? Только ради Северина?
Ремигий помолчал, устраивая на спине лошади седельные сумы, вздохнул и не оборачиваясь проронил:
– Не только. Помнишь, я рассказывал тебе о грехе гордыни?
– Нет, – отрекся Эрзарих, предпочитавший не вникать в сложные материи и не забивать голову сложными христианскими догмами. Саги – сколько угодно, но тот кромешный ужас, который именуется греческим словом philosophia? Пустословство одно!
– Я возгордился, Эрзарих. Я почти уверил себя в том, что победа Хловиса – моя заслуга. В том, что это я заставил рикса дать клятву. Наконец, в том, что я, обычный смертный человек, слабый и несовершенный, могу запросто противостоять тому… – Епископ указал рукой в сторону Арденнских гор. – Тому, что прячется там, за рекой… Тому, что проснулось в Арденнах.
– Почему же слабый? – не понял лангобард. – Ты бился наравне с риксом и проявил великую доблесть!
– Тьфу! – раздраженно сплюнул епископ, на миг впавший в соблазн гневливости. – Дурья башка! Уразумей же! Я позволил себе уравнять силы человека и Господа Бога, Создателя и Вседержителя! Помню наш последний разговор с Северином – я постоянно твердил: это мы посеяли зерна Истины, это нас будут вспоминать потомки сикамбров, это мы избавим народ франков от падших духов и изгоним их обратно в геенну! В то время как единственная и истинная заслуга принадлежит лишь Ему! Вот Господь и ниспослал испытание…
– Хочешь сказать, что черные волки пришли сюда по воле твоего Бога? – нахмурился Эрзарих. – Это нехорошо.
– С тобой совершенно невозможно разговаривать, – искренне расстроился епископ. – Хорошо, попробую объяснить понятно. Мне думается, что я обидел Бога Единого.
– Почему?
– Не перебивай! Что будет, если ты обидишь, к примеру, Доннара?
– Он призовет меня на суд оружия, – уверенно ответил Эрзарих. – И на поединке выяснится, кто прав.
– Вот этом и заключена разница между твоей верой и моей. Оскорбив Творца гордыней, я должен сразиться не с ним, а с самим собой, победить свой грех, растоптать его! Доказать, что я достоин Его покровительства и благоволения. Поэтому я оставлю Хловиса на время – пускай рикс сам разберется в своих думах, сам осознает, какой путь ему предстоит… Господь позволит – я вернусь в Суасон из Арденн. Нет – значит я недостойный пастырь.
– Ничего не понимаю, – помотал головой Эрзарих. – Как можно вызвать на битву самого себя?
– Седлай коня, – вздохнул Ремигий, которого непроходимая дремучесть лангобарда иногда ставила в тупик. – Перейдем реку по броду за Ворчащим омутом и отправимся к северу.
– После такого снегопада отыскать следы будет трудно, да и времени много прошло… – хмуро отозвался Эрзарих. – Ничего, счастье от нас не отвернется. Удачливый воин и годи, способный творить чудеса, дорогого стоят.
– Чудеса… – проворчал епископ. – Много ты знаешь о чудесах, варвар!
Февраль – март 496 года по Р. X.
Бельгика – Германское море
Очнулся Северин оттого, что по его лицу возили чем-то наподобие мягкой горячей губки. Причем обжигающе-горячей.
Он довольно быстро понял, что лежит на спине, попытался шевельнуться и поднять руку, но тело пронзила резкая боль, настолько нестерпимая, что в другое время и в другой обстановке Северин бы отчаянно взвыл. Сейчас получилось издать лишь низкий хриплый стон.
Губка еще раз прошлась по лбу и щекам, после чего неизвестный экзекутор начал тереть правое ухо.
Картулярий попытался разлепить веки. Даже это простейшее и почти незаметное движение далось ценой немалых усилий. Различим серебристо-синий неровный свет. Утро? Утро какого дня? Что вообще случилось? Почему так больно?