Книга Конан и честь империи - Джеральд Старк

Задержанные «единомышленники» почтенного брата, числом до полусотни, пребывали в городской тюрьме, ожидая королевского вердикта, каковой определил бы их дальнейшую судьбу. Особых угрызений совести погромщики не испытывали – рассуждая здраво, если б не они и не брат Бомбах, подлые замыслы гиперборейцев так и остались бы тайной за семью печатями – и оттого пользовались молчаливым одобрением тех тюремных постояльцев, что пребывали в заведении за совершение иных противозаконных деяний.

До принятия устраивающего всех решения монаха решили поместить в подземелья цитадели. Святой отец духом не пал, хотя соседство полубезумной Мави (а позднее еще нескольких одержимцев, почти бескровно отловленных стараниями Рэфа, проявившего в ходе поисков удивительной верности чутье) не нравилось звонарю категорически. Явно воображая себя преемником блаженного Эпимитриуса, призванным нести людям свет божественного откровения, он изводил приставленных к нему стражей душеспасительными беседами, перемежаемыми распеванием священных гимнов.

Таким образом, к прибытию высочайших особ неприглядные трупы были убраны, кровавые лужи засыпаны опилками, виновные скучали за решетками, а доблестные стражи порядка старались выглядеть как можно бодрее. Единственным темным пятном оставалась мрачноватая замкнутость Рэфа, исправлявшего свои обязанности с какой-то пугающей целеустремленностью, но не рвавшегося принимать участие в наскоро состряпанном заговоре. Возможно, дознаватель полагал замысел изначально обреченным на неудачу, но не хотел разочаровывать своего начальника и его сообщников.

Эртель Эклинг возвратился в Вольфгард ранним вечером двадцать третьего дня Первой летней луны. Грайтис и управляющий замка короны встретили кавалькаду подле Бронзовых ворот столицы, сойдясь во мнении, что пребывание в лесах пошло на пользу всем участникам поездки.

– Кто бы знал, как неохота портить Эрту хорошее настроение, – украдкой поделился с ширрифом Темвик, пока кортеж неспешно продвигался по городским улицам к стенам цитадели. – Особенно когда повсюду болтаются аквилонцы и ждут – не дождутся, когда мы еще разок проявим во всей красе свое варварство. А промолчать не удастся – гиперборейцы не позволят. Спорим, к концу лета нас закидают возмущенными требованиями покарать виновников погрома?

– В Халоге будут так звенеть оружием и трясти магическими побрякушками, что мы услышим вопли даже из-за Граскааля, – согласился бритуниец. – Придется самим во всем признаваться… и надеяться на королевскую милость.

– Держи карман шире, – буркнул в ответ Магнуссон. – Помилует он нас, как же.

24 день Первой летней луны.

Изводимая дурными предчувствиями троица невольных заговорщиков шла через безлюдную Парадную Галерею, минуя чередующиеся полосы теней и ослепительного солнечного света, лившегося из высоких и узких окон с мелкими цветными стеклами. Слева проплыла уходящая под потолок массивная двустворчатая дверь, украшенная бронзовым литьем с изображениями различных уголков страны. Имелся там и людской город над речной поймой, и гномское подземное поселение среди причудливых скальных выступов, и густой бор, вдоль опушки которого рассыпалась волчья стая.

За дверями скрывался тронный зал – огромный, гулкий и использовавшийся столь редко, что эти случаи пересчитывались по пальцам и всякий раз заносились в хроники. Последний раз Зал открывали совсем недавно, дабы достойно приветствовать аквилонского монарха и его свиту, но все прекрасно понимали, что удивить соседей не удалось. В Тарантии и не такие чудеса видывали. Подумаешь, замок распланирован и возведен двергами. За минувшую четверть века коронная цитадель Пограничья так и не приобрела неуловимой ауры обжитого человеческого жилья, оставаясь величественным пустоватым сооружением. Ходили слухи, будто, если как следует поискать, беспременно отыщутся уголки, куда за двадцать лет еще никто не заглядывал. Более-менее обжитой стала только полуденная часть, где располагались покои правителя – сначала старого Эрхарда, затем его преемника.

Чуть не дойдя до конца Галереи, посетители замедлили шаг и остановились подле охраняемой двумя гвардейцами скромной дубовой двери, с которой скалилась деревянная рысья голова. Стремление не ударить в грязь лицом вынудило Магнуссона и Грайтиса с величайшей неохотой извлечь из сундуков и натянуть то, что в представлениях Пограничья считалось «приличным нарядом». Ренисенб же решила доказать, что любая волшебница в первую очередь все-таки остается женщиной.

Увидев ее сегодняшним утром, Грайтис невольно присвистнул, а Темвик со зверским видом изрек, что госпожа Рени весьма напоминает стигийскую принцессу, имевшую несчастье угодить в лапы к нордхеймским варварам. Теперь им с Грайтисом придется либо разыграть ее в кости, либо сразиться не на жизнь, а на смерть, выясняя, кому достанется столь великолепная добыча.

Магичка хмыкнула и удивленно взглянула на себя, словно только сейчас осознала, что на ней не привычная черная хламида с вышитым серебряной нитью изображением качающихся весов, но узкое платье из переливающейся сине-зеленой материи. Дополнением к одеянию служили браслеты из разноцветных бусин и широкое ожерелье с эмалевыми вставками и множеством мелких камешков, больше похожее на золотой воротник. Мужчины сделали вид, будто увлеченно обсуждают городские трудности, чтобы пропустить стигийку вперед и взглянуть, как она идет через Галерею, выбивая частую дробь каблучками сандалий и слегка покачиваясь.

– Как думаете, аквилонцы там будут? – вполголоса поинтересовался ширриф, когда один из охранников скрылся за дверью с известием о приходе ожидаемых визитеров. – Мне почему-то кажется, что они обязательно явятся. Хотя какое, спрашивается, им дело до забот Пограничья?

– Мудрый управитель должен выказывать гостеприимство и уважение к давним друзьям, – Ренисенб быстрым движением поправила украшавшую ее гладкие черные волосы золотую диадему с гирляндами звякающих подвесок. – Особенно если он желает… Ой!

Восклицание относилось к беззвучно появившейся рядом четвероногой серой тени, с интересом обнюхивающей подол платья стигийки. За первым зверем возникли еще трое, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся крупными остроухими собаками. Два пса щеголяли яркими ошейниками красной кожи, предупреждая, что перед вами не охотничьи овчарки, но пребывающие в звериной ипостаси оборотни. Судя по несоразмерно длинным лапам, дружелюбно машущим хвостам и весело поблескивающим глазам – подростки из числа дворцовой молодежи. Один из перевертышей наверняка был королевским пасынком, но Грайтис так и не научился безошибочно определять, кто тут есть кто. Вон тот, палевой, почти серебристой масти? Или второй, серый с бурыми подпалинами? С точки зрения человека, все оборотни и волки на одно лицо… то есть на одну морду.

Для Темвика загадка разрешалась простейшим образом: он мимоходом потрепал по загривку светлого волчонка и пропустил его перед собой в распахнувшуюся дверь. Маленькая стая юркнула за вожаком, с нахально-деловитым видом обогнув вышедшую навстречу гостям хорошенькую (хотя по утонченным меркам офирского или немедийского двора несколько крупноватую и ширококостную) блондинку в ярком наряде асгардской девицы знатного рода. На миг раздраженно скривившись, девушка умудрилась ловко пнуть одного из подростков-оборотней в бок. Тот коротко взвыл и отскочил в сторону.