Книга Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Александр Сапаров

Поэтому, когда началась замятня, купец развернул сани и, подхватив двух бежавших к нему раненых, ушел от погони.

Увидев меня, он изменился в лице, подошел и тихо сказал:

– Вас они, Данила Прохорович, искали, слышал, как их главный орал: «Лекаря не упустите!»

Я автоматически осматривал раненых, делал перевязки (ничего сложного там не было), а в голове лихорадочно перебирал, кому я так перешел дорогу, что из-за меня положили целый обоз.

«Неужели это Ставр такой ненормальный? Ведь на него воевода в первую очередь теперь думать будет. Да нет, похоже, это кто-то другой. Но кто?»

Видимо, кто-то все-таки узнал о переговорах воеводы с Хворостининым и почему-то захотел из-за этого меня убрать. Но зачем? Ведь я ничего собой не представляю, ноль без палочки. Так ничего и не придумав, пошел смотреть Лизу. Девочка по-прежнему лежала на кровати. Лицо ее было слегка припухшим, а нос казался картофелиной, на которую с тревогой смотрела мать. Я успокоил женщину и сказал, что отек скоро начнет проходить. Признаков инфекции не было, и я, обработав операционный шов спиртом, вышел с женской половины.

Со слов толпившихся на улице зевак выяснил, что в Торжок уже выехал гонец со срочным донесением, и завтра ожидалось прибытие стрельцов. Местное ополчение готовилось завтра выступить вместе с ними, потому что короткий зимний день уже клонился к закату. Вечер на постоялом дворе был грустным, новых постояльцев не было, только два легко раненных набрались сил посидеть за столом вместе со спасшим их купцом. Мы с Антохой также тихонько поужинали и ушли спать. Антоха, как всегда, обнюхал все щели, закрыл дверь на крюк и припер ее чурбаком. Увидев мою ухмылку, он сказал:

– Береженого Бог бережет.

На следующий день мы проснулись рано, сна не было ни в одном глазу, да еще блохи совсем распоясались от тепла и злобно кусали. После легкого завтрака я посмотрел девочку, отек на лице спадал, все было хорошо, и швы через пару дней можно было спокойно снять. Радостная мать не знала, что мне предложить и куда меня усадить.

Когда совсем рассвело, со стороны Торжка послышался конский топот, и в деревню на рысях влетело человек сорок конных воинов, к моему удивлению, возглавлял их сам воевода. Он спешился и подошел ко мне:

– Вот, не успели расстаться, как снова свиделись, – неудачно пошутил я.

Воевода улыбнулся одними губами:

– Да уж, лучше по таким поводам не встречаться. Ну где там ваш купец, который видоком был, будите его, с нами пойдет.

Но в доме вдруг заголосили, и с воплем:

– Ой убили, ой убили! – выскочила простоволосая женщина.

– Ну, кого там опять убили? – пробурчал воевода и, звеня доспехами, тяжело пошел внутрь.

Когда я через его плечо заглянул в комнату, увидел, что на кроватях лежат мертвые возчики с перерезанным горлом, а у купца в груди торчит рукоятка ножа.

Воевода обернулся и тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе, обвел окружающих.

Хозяин постоялого двора вместе с женой рухнул на колени и закричал:

– Не вели казнить, невиноватые мы, ничего про это не ведали.

Воевода обернулся к сопровождающим:

– Всех, кто здесь есть, под замок. Охрану оставить, если кто уйдет, шкуру спущу, а сейчас едем к месту побоища.

Я побежал седлать коня и на ходу рассказал Поликарпу Кузьмичу о словах купца. Воевода внезапно остановился:

– Вот оно как дело-то двинулось. Видать, мои цедулки кто-то перехватывал. Недосуг сейчас про это говорить, надо ехать, потом с тобой об этих делах побеседуем. Хорошо, что сам сегодня решил поехать косточки поразмять, вот тебе и поразмял.

Я вскочил в седло, и мы по накатанной возами дороге понеслись вперед.

Через полтора часа подъехали к месту засады. Если бы мы не были предупреждены, ни за что бы не догадались, что здесь вчера ограбили купеческий обоз. Поваленные деревья, за которыми, по-видимому, стояли стрелявшие, кто-то растащил по сторонам. Снег был разметен так, что закрывал все следы и кровь. Лишь борозды от саней, ведущие в сторону ближайшей речки, объясняли все. Когда мы вышли на лед, обнаружили небольшую, уже замерзшую прорубь и багор, которым, по-видимому, заталкивали трупы, а может, и живых людей под лед. А следы обоза спокойно уходили вдаль по тракту.

Мы еще немного покрутились вокруг, пытаясь найти хоть что-нибудь, указывающее, кто нападал, но тщетно. Разбили бердышами прорубь, попытались веревкой с крюком от багра подцепить трупы, но течение в реке было сильным и, по-видимому, утопленников унесло ниже. Воевода отправил десять человек по следам обоза с наказом по возможности проверить его путь, а остальные повернули назад. Ехали молча, все устали, замерзли, я также немного продрог и с нетерпением ждал возвращения на постоялый двор. В голове бродили всякие мысли. Я вспомнил подозрительную троицу, сидевшую за столом, непонятную рану дочки хозяина и по пути рассказал обо всем воеводе. Тот на ходу покрутил длинный ус и сказал:

– Приедем, будем разбираться.

Когда приехали, все было тихо, все постояльцы сидели под замком, но печи протопила охрана, которая уже подъедала запасы трактирщика. Слегка перекусив, воевода с завоеводчиком уселись в зале, выгнали оттуда присутствующих и по очереди стали опрашивать всех, сидевших под замком.

Я же тем временем подошел к Лизке, которая все еще лежала в постели, но уже вполне пришла в себя и боязливо стреляла по сторонам глазами. Правая щека у нее еще была неподвижной, но говорить она, хоть и с трудом, могла.

Усевшись напротив нее, сказал:

– Лизавета, я знаю, что случилось, давай рассказывай всю правду.

Та, глянув на меня, зарделась как маков цвет и, опустив глаза, начала рассказывать:

– Вы же видели, Данила Прохорович, напротив вас сидели три мужика. Главный, они его Фрол называли, на меня вообще не смотрел, а вот Яшка, который моложе, все на сеновал звал. А когда он монету серебряную показал, я и пошла с ним. А когда мы зашли в сенник, он мне уд свой вонючий в рот запихал, я испугалась и укусила его. Больно, он даже закричал. Так он нож свой выхватил, по лицу мне полоснул и сказал: если хоть кому вякну, они всех убьют, вот я тятеньке и соврала, что о серп порезалась.

– А как третьего звали, они при тебе говорили?

– Нет, не знаю я, не слышала, Данила Прохорович. А вы тятеньке моему не рассказывайте, а то он меня вожжами запорет, не расскажете ведь?

– Не расскажу, не расскажу, спи себе, – пообещал я и ушел.

Разборка между тем шла полным ходом. Слышался рев Поликарпа Кузьмича, затем кого-то били, потом кто-то заплакал, послышались женские крики, но потихоньку все затихло, всех отпустили, а за столом остался сидеть воевода со своим помощником Петром. На столе виднелась корчага с медовухой, и они усиленно ею наливались. Перед ними стоял хозяин с огромным синяком под глазом и внимательно слушал, что ему говорили.