Книга Игра в любовь - Конни Брокуэй

– Не имеет значения. Мне это показалось – и все, – нетерпеливо прошептала Джинни, явно не желая продолжать разговор. – А теперь иди и поговори с этими молодыми людьми, которые, распустив слюни, толпятся у тебя за спиной, пока кто-нибудь из них не поскользнулся в луже собственной слюны.

Столь резкий тон был необычен для Джинни.

– Но что-то наверняка произошло. Ты что-то...

– Довольно. Иди, Шарлотта. Удивленная ее резкостью, Шарлотта отошла.

– Нам давно уже следовало бы уйти, – промолвила баронесса Уэлтон с несчастным выражением на миловидном добром лице, переводя большие, широко расставленные глаза с Шарлотты на Джинни. Причина ее удрученного состояния была ясна. Она изо всех сил старалась защитить Шарлотту от неподобающего влияния – естественно, со стороны Джинни Малгрю, – и эта роль была ей не по плечу.

Леди Уэлтон терпеть не могла то, что она называла «вульгарными сценами» со всеми их взаимными обвинениями, упреками и обидами. Этим во многом объяснялось несколько безответственное отношение к воспитанию собственных детей, а также бесконечное множество проказ и шалостей, которые сходили с рук ее отпрыскам.

Хотя леди Уэлтон отлично умела не замечать того, о чем не желала знать, даже она, к сожалению, не могла не заметить, что известная куртизанка что-то нашептывает на ухо девушке, о которой леди Уэлтон при каждом удобном случае говорила в обществе, что она ей как дочь. По мнению самой леди Уэлтон, в дружеских отношениях с куртизанкой – и разговорах с ней на интересные темы – была даже какая-то польза.

Хотелось бы ей самой обладать даром предвидения и завести подобное практичное знакомство до того, как она вышла замуж за лорда Уэлтона. Несколько «разговоров на интересные темы» избавили бы всех от смущения и неловкости. Но Шарлотте следовало бы вести эти разговоры где-нибудь в коридоре или в фойе, или в каком-нибудь другом месте, только не на глазах у нее, так, чтобы когда окружающие станут с осуждением указывать на нее пальцами, леди Уэлтон могла бы абсолютно честно сказать, что ни о чем таком не имела понятия, а следовательно, с нее и взятки гладки.

Но Шарлотта шепталась с куртизанкой у нее на глазах, причем, вполне возможно, именно о тех самых «завораживающе интересных вещах», и поэтому что-то следовало предпринять. Еще хуже было то, что предпринять что-то следовало именно ей.

– Столько молодых людей набилось в ложу. Нечем дышать, – заявила леди Уэлтон, с упреком взглянув на поклонников Шарлотты, слетевшихся в ложу, как только закрылся занавес.

– Лучше подождать, мэм, – возразил один из молодых людей. – Нет смысла выходить из театра сейчас. Вам придется стоять в другой толпе в ожидании наемного экипажа.

– Правильно, – добавил второй. – Уж лучше сидеть в толпе, чем стоять.

Такие здравые доводы пришлись по душе леди Уэлтон. Она терпеть не могла стоять в толпе.

– Ладно. В таком случае мы подождем.

– Милорд, – обратился к лорду Уэлтону граф, наблюдавший за разыгравшейся сценкой. – Мой экипаж ждет на другой стороне улицы. Могуя предложить вам воспользоваться им?

– А? О, это было бы... – Розовая физиономия барона засияла от удовольствия, но, не дав ему договорить фразу, за него закончила леди Уэлтон:

– ...невозможно.

Барон повернулся и удивленно взглянул на супругу, которая суетливо поднялась, словно наседка, цыпленок которой вознамерился погнаться за лисой.

– Невозможно? – в недоумении повторил он.

– Да. – Кивком головы она указала в сторону Джинни.

Шарлотта вспыхнула, обидевшись за подругу. Но Джинни отнюдь не чувствовала себя униженной. Ей было просто скучно.

– Да, – решительно повторила леди Уэлтон. – Я хочу выпить стаканчик негуса[2], так что не надо заставлять графа ждать нас. Более того, я настаиваю, чтобы он нас не ждал.

– Как скажешь, дорогая, – со вздохом промолвил барон, знавший по многолетнему опыту, что спорить с супругой бесполезно. – Пусть кто-нибудь принесет моей жене стаканчик негуса.

Граф понял, что от его любезного предложения отказываются, и, предложив руку Джинни, поклонился присутствующим.

– В таком случае мы желаем вам доброго вечера, леди Уэлтон и... – его черные глаза скользнули в сторону Шарлотты, – мисс Нэш.

Как только они ушли, леди Уэлтон резко сложила свой веер и плотнее закутала шалью обнаженные руки с ямочками у локтей.

– Ну а теперь идемте. Нет никакого смысла стоять последними в очереди.

– Но, дорогая, я только что послал молодого Фарли за негусом, – возразил барон.

– Вот пусть молодой Фарли его и выпьет, – сказала леди Уэлтон и, решительно взяв Шарлотту за локоть, стала пробираться сквозь толпу молодых людей, все еще не покинувших их ложу.

– Я что-то не понял, – признался барон, плетясь за ними следом.

– Ах, Альфред, – сказала леди Уэлтон с видом учителя, пытающегося вдолбить прописные истины в голову ученика, обладающего сомнительными умственными способностями. – Одно дело позволить такой женщине, как миссис Малгрю, войти к себе в ложу, когда там уже находится целая толпа шалопаев и пустомель (шалопаи при этом с упреком посмотрели на пустомель, а те на них), но совсем другое дело добровольно согласиться находиться в ее компании в закрытом экипаже.

Преподав таким образом своему супругу урок в отношении тончайших нюансов этикета, леди Уэлтон, выходя из двери, оттолкнула локтем молодого Фарли, возвратившегося со стаканчиком негуса, который ей требовался, и величественно врезалась в толпу, заполнившую фойе. Ее супруг с трудом поспевал за ней следом.

Они вышли на Кэтрин-стрит и оказались в другой толпе поклонников театрального искусства, состоящей из джентльменов, отчаянно, но почти всегда безуспешно пытающихся остановить наемный экипаж, пока их жены и дочери, недовольно ворча и жалуясь, топтались под крышей ярко освещенного портика. С Темзы полз на город вездесущий лондонский туман, ограничивая видимость не более чем несколькими ярдами.

С противоположной стороны улицы слышались голоса едва различимых в тумане людей и шум одноконных карет и наемных экипажей, запряженных призрачными лошадьми. Откуда-то из тумана доносились голоса торговцев, предлагающих купить жареных орешков. Щебетали леди, перекликались джентльмены, позвякивала упряжь лошадей, цокали переступающие по булыжной мостовой копыта, и все эти звуки перекрывал грохот проезжающих экипажей. Вот какой-то возница крикнул зазевавшемуся прохожему, чтобы тот не совался под колеса. Вот щелкнул кнут и испуганно заржала лошадь. Вот сердито выругался какой-то человек, оступившийся в темноте.

На углу здания оперы в свете уличного фонаря стояла кучка самых модных проституток, демонстрируя свой товар, предлагавшийся на продажу. Они призывно улыбались, бросая кокетливые взгляды на молодых щеголей и денди, повес и светских шалопаев, не спеша прогуливавшихся среди них с видом гурманов, выбирающих что-нибудь «этакое» себе на десерт.