Книга Золотой компас - Филип Пулман

Той же ночью, когда она мирно досматривала какой-то сон, в ее комнатку на двенадцатой лестнице явились призраки. Осипшим от ужаса голосом Лира завизжала, увидев три склоненные над ее кроватью фигуры в саванах. Вот костлявые персты отбрасывают белые капюшоны и указуют на окровавленные обрубки — все, что осталось от шеи после усекновения головы. Слава богу, что обернувшийся львом Пантелеймон заставил призраков отступить, и они исчезли в толще стены, медленно растворяясь и все протягивая к Лире изжелта-серые тощие руки. Потом исчезли и руки, и сухие пергаментные ладони, а цепкие паучьи пальцы все тянулись к горлу девочки, пока не истаяли и они. На следующее утро маленькая осквернительница могил первым делом прокралась в катакомбы и разложила диски с альмами по местам, покаянно шепча над каждым черепом:

— Простите меня! Простите, пожалуйста. Я больше так не буду.

Катакомбы были куда обширнее, чем винные погреба, но и у них были границы, так что в один прекрасный день Лира и Роджер, так и не найдя ни одного мертвяка, с сожалением вынуждены были признать, что больше им здесь делать нечего и пора заняться чем-нибудь еще. Тут-то их и угораздило попасться на глаза отцу настоятелю, да еще в тот самый момент, как они боязливо вылезали из склепа, за что оба тотчас же были призваны к ответу.

Пухленький седовласый настоятель, которого все звали отец Гайст, был священником домовой церкви колледжа Вод Иорданских. В его обязанности входило проводить службы, читать проповеди и исповедовать свою паству. Когда Лира была помладше, он пытался весьма серьезно наставлять ее на путь истинный, но хитрая девчонка легко обвела старика вокруг пальца своим напускным безразличием и показным раскаянием, так что очень скоро отец Гайст решил, что никакой тяги к духовному совершенствованию у Лиры нет, и потерял к ней всякий интерес.

Услышав его голос, Лира и Роджер обреченно вздохнули, понурились и неохотно побрели под темные своды часовни. В душном полумраке перед бледными ликами святых мерцали огоньки свечей, наверху, на хорах, чинили церковный орган, и оттуда доносился немелодичный скрежет. Трудолюбивый служка тер тряпочкой бронзовые завитушки аналоя. Стоя в дверях часовни, отец Гайст поманил детей пальцем.

— И где же вы были, голубчики, а? — спросил он с любопытством. — Я ведь вас тут не в первый раз вижу.

Судя по всему, бояться было нечего. Лира украдкой взглянула на альма настоятеля — маленькую ящерку, которая, насмешливо шевеля язычком, сидела у него на плече.

— Мы просто хотели посмотреть на склеп, — повинилась девочка.

— Зачем?

— Потому что там эти… гробы. Мы хотели посмотреть все гробы.

— И что?

Лира молча ковыряла ногой землю. Она всегда так делала, когда на нее наседали с вопросами.

— Допустим. А ты, сын мой? — Настоятель повернулся к Роджеру. Маленькая такса-альм изо всех сил завиляла хвостиком, стараясь всячески продемонстрировать отцу Гайсту свое искреннее расположение. — Как тебя зовут?

— Роджер, святой отец.

— Ты ведь, Роджер, не просто здесь живешь. Где ты у нас работаешь-то?

— При кухне, сэр.

— И сейчас наверняка должен быть на работе?

— Да, сэр.

— Ну так беги!

— Слушаюсь, сэр.

Роджер стрелой метнулся к кухне, так что такса за ним еле поспевала на своих коротеньких лапах. Лира, не поднимая головы, все водила носком туфли по полу.

— Видишь ли, Лира, — ласково обратился к девочке отец Гайст, — мне, безусловно, очень отрадно, что ты проявляешь такой интерес к тем, кто покоится в усыпальнице при нашем храме. Дочь моя, ты живешь в удивительном месте, где все дышит историей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Лира что-то невразумительно промычала в ответ.

— Я ничего не имею против твоих прогулок. Скорее, меня тревожит твой круг общения. Тебе, вероятно, одиноко, дитя мое?

— Вот еще, — фыркнула Лира.

— Может быть, тебе нужно общество сверстников?

— Ничего мне не нужно.

— Я же не имею в виду поваренка Роджера. Я говорю об обществе детей из… хороших семей, как и ты сама. Тебе хотелось бы иметь таких друзей?

— Нет.

— А подруг?

— Нет.

— Поверь мне, детка, мы все понимаем, что ты живой ребенок, которому нужны и радости, и шалости, и проказы. Тебе, вероятно, тоскливо тут с нами, стариками…

— Нет.

Отец Гайст задумчиво потер кончики пальцев. Ну что ты будешь делать с этой упрямицей? Как с ней разговаривать?

— Если тебя что-нибудь тревожит, — ласково сказал настоятель, — ты всегда можешь прийти ко мне и все мне рассказать. Ты поняла меня, дитя мое?

— Да.

— Ты не забываешь молиться?

— Нет.

— Ну и умница. Ну все, беги.

Лира облегченно вздохнула и побежала из часовни на улицу. Ну что ж, в подземелье мертвяков не оказалось, значит, пойдем гулять, тем более что на улице всегда есть чем заняться.

Вот как случилось, что именно в тот момент, когда Лира о мертвяках и думать забыла, они появились в Оксфорде.

Она прознала об этом, когда у ее знакомых цаган пропал сынок.

Было время конской ярмарки, и канал пестрел лодками и плоскодонками, где толкались продавцы и покупатели. Вдоль набережной Иерихона были развешаны уздечки, хомуты и прочая конская сбруя, а воздух, казалось, звенел от цокота копыт и азартных перебранок торговцев. Лира обожала конские ярмарки в Оксфорде. Во-первых, можно было задарма покататься на какой-нибудь лошади, если хозяин отвернется, а кроме того, ввязаться в какую-нибудь веселую заваруху или потасовку.

На эту осень у нее были большие планы. Вдохновленная прошлогодним героическим угоном лодки, она решила на этот раз не останавливаться на достигнутом и, если повезет, попробовать, пока не поймали, уплыть на чужом ялике подальше. Например, куда-нибудь в Абингдон, где ее кухонная гвардия будет сеять ужас и разрушение среди местного населения.

Но мечтам о широкомасштабных военных действиях так и не суждено было сбыться. Ранним сентябрьским утром, в сопровождении ватаги голодранцев, Лира фланировала вдоль набережной Иерихона. Деткам удалось разжиться сигареткой, одной на всех, так что честная компания важно пускала дым из ноздрей. Внезапно до ушей Лиры донесся пронзительный вопль.

— Я тебя спрашиваю, мешок ты с дерьмом, куда ты смотрел?

Лира узнала бы этот голос из тысячи. Так могла орать только одна женщина, потому что только одну женщину Господь наделил кузнечными мехами вместо легких и голосовыми связками из воловьей кожи.