Книга Английский пациент - Майкл Ондатже

Он посмотрел на собаку, на стол, залитый вином. И вспомнил:два охранника, женщина, Томмазони и телефоны, которые звонили и звонили, отрываяТоммазони от его занятия. Тогда ему приходилось отложить бритву, и, произнесяедким шепотом: «Извините», – он хватал окровавленной рукой трубку и слушал. Онполагал, что ничего не сказал им, никого не выдал. Но они отпустили его, такчто, возможно, он ошибся.

Он побрел по Виа ди Санто Спирито в одно местечко, адрескоторого был глубоко запрятан в его памяти. Он прошел мимо церкви, построеннойБрунеллески[24], к библиотеке немецкого института, где, он знал, будет ждать свойчеловек, который сможет оказать ему помощь. И тут вдруг до него дошло, почемуего отпустили. Они будут следить за ним и выйдут на связных. Он быстро свернулна боковую улицу и пошел, не оглядываясь. Он хотел, чтобы на улице сейчасукладывали асфальт, чтобы он мог остановить кровь и подержать руки над котломсо смолой, чтобы черный дым окутал их. Он дошел до моста Святой Троицы. Егоудивило, что никого нет вокруг, не было движения. Стояла тишина. Раньше, когдаон шел по тем улицам, спрятав руки в карманы, набухшие от крови, он видел многотанков и джипов. Он сел на гладкую балюстраду моста, затем лег навзничь.

И тут раздался взрыв. Мост был заминирован. Его подбросиловверх, а затем вниз, как будто наступил конец света. Он открыл глаза и увиделпрямо перед собой огромную голову. Он сделал вдох, и его легкие наполнилисьводой. Он понял, что оказался в реке Арно, и в толще ее воды перед ним маячилачья-то бородатая голова. Он зачем-то попробовал дотянуться до нее, но не смог.В реку вливался огонь. Когда он выплыл на поверхность, вся река была объятапламенем.

* * *

Вечером, когда он рассказал, наконец, всю свою историю Хане,она предположила:

– Они перестали пытать тебя, потому что пришлисоюзники. Немцы спешно убегали из города, взрывая за собой мосты.

– Не знаю. Может быть, я им что-то сказал? Чья это былаголова? Тогда, в комнате, где меня пытали, постоянно звонил телефон. Моймучитель отрывался от меня, наступала тишина, все замирали, слушая, как онговорит с кем-то по телефону. С кем он говорил? И чья это была голова?

– Они драпали, Дэвид.

* * *

Она открывает книгу «Последний из могикан» на последней,чистой странице и начинает писать.

На вилле появился еще один житель, которого зовут ДэвидКараваджо. Он друг моего отца. Он мне всегда нравился. Он старше меня, думаю,ему лет сорок пять. Он уже не такой, как раньше, потерял уверенность в себе.Странно, но я чувствую, что меня делает неравнодушной друг моего отца.

Она закрывает книгу, спускается в библиотеку и прячет книгуна одной из верхних полок.

Англичанин уснул. Она слышала его тяжелое, прерывистоедыхание – он всегда дышал ртом, когда спал и когда бодрствовал. Она встала состула, подошла к нему и осторожно вытащила из его рук, сложенных на груди,зажженную свечу. Подойдя к окну, она задула ее, так, чтобы дым вылетел в окно.Ей не нравилось, когда он лежал в такой позе, с зажженной свечой в руках,словно мертвый, не замечая, как воск стекал прямо на запястья. Казалось, что онуже приготовился к смерти, и это была генеральная репетиция с настоящимидекорациями.

Она стояла у окна, схватив себя за волосы, словно пыталасьвырвать их. В темноте, даже если вскрыть вену, кровь будет черной.

Ей вдруг захотелось вырваться из этой комнаты. Ее охватилочувство клаустрофобии, беспокойство. Большими шагами она прошла по коридору, спустиласьпо ступенькам и оказалась на террасе, затем подняла голову и посмотрела вверх,как бы стараясь различить в окне фигуру девушки, от которой она только чтоубежала. Она вернулась к дому, толкнула тяжелую, разбухшую от влаги дверь ивошла в библиотеку. В дальнем конце комнаты сорвала доски с двустворчатыхдверей и открыла их, впуская ночной прохладный воздух. Она не знала, где сейчасКараваджо. По ночам он обычно исчезал куда-нибудь, возвращаясь под утро. Итеперь его нигде не было видно.

Резким рывком она стащила серую простыню, которой был накрытрояль, и пошла в другой угол комнаты, волоча за собой простыню, словно саванили сеть с уловом.

Кругом темнота. Вдалеке послышались раскаты грома.

Она стояла перед роялем. Глядя прямо перед собой, она опустиларуки на клавиши и начала играть, для начала только аккорды, понемногу вдыхаяжизнь в инструмент. Она делала паузу после каждого аккорда, встряхивая руки,словно доставала их из воды, чтобы посмотреть, что она поймала, затемпродолжала, составляя аккорды в мелодию – неторопливо, медленно, еще медленнее.Она смотрела на клавиши и не сразу заметила, как двое мужчин в военной формепроскользнули через двустворчатую дверь, положили автоматы на край рояля иостановились перед ней. Звуки аккордов переполняли комнату.

Перебирая клавиши, нажимая босой ногой на медную педаль, онаиграла песню, которой научила ее мать. Тогда она тренировалась на кухонномстоле, на стене, пока поднималась в свою комнату, на спинке кровати, прежде чемзаснуть. У них не было своего пианино. По воскресеньям она ходила вОбщественный Центр и играла там, а всю неделю тренировалась дома. Мать рисоваланоты мелом на кухонном столе, а потом вытирала. Хотя она жила на вилле уже тримесяца и видела, что здесь есть рояль, она впервые играла на нем. В Канаде,чтобы пианино не рассохлось, внутрь ставили полный стакан воды, а через месяцвы открывали крышку и обнаруживали, что вода испарилась. Отец говорил ей, будтоводу выпили гномы, которые любят пропустить глоток-другой, но не в барах, атолько в пианино, роялях, клавикордах, фисгармониях и клавесинах. Она никогдане верила в это, но сначала думала, что воду выпивают мышки.

Ливень с грозой, похоже, опять пришел в долину на всю ночь.Сверкнула молния, и в полосе света она увидела, что один из солдат был сикх[25].Она перестала играть, улыбнулась, почувствовав удивление и облегчениеодновременно; вспышка молнии за их спинами была такой короткой, что Ханазаметила только тюрбан на его голове и мокрые автоматы. Верхнюю крышку от рояляуже давно сняли и использовали в качестве операционного стола, еще когда здесьбыл госпиталь, поэтому они положили автоматы на край выемки для клавиатуры.Английский пациент наверняка определил бы вид их оружия. Вот досада. Ееокружали только иностранцы. Ни одного настоящего итальянца. Любовная интрига навилле. Что подумал бы Полициано, увидев эту живую картину 1945 года: двоемужчин и женщина за роялем, война почти закончена, на рояле лежат автоматы,которые сверкают влажным блеском, когда в комнату заглядывает молния и скользитпо их металлической глади, а удары грома будоражат долину каждые полминуты,сплетаясь со звуками рояля… «Когда я приглашаю свою сладенькую к чаю…»