Книга Я+Я, или Крещенские гадания - Лада Лузина

- У меня машина на Пушкинской...

Только из-за того, что мое внимание было полностью сосредоточенно на кнопочках "необъезженного" телефона, мне наконец удалось добиться желаемого эффекта: усмирить рвущееся наружу детское хвастовство и сказать это так, как хотелось - между прочим.

- Я провожу тебя... - заявил Валера.

Я передернула плечами, давая понять: мне все равно.

Он поплелся следом, не желая меня отпускать. Или просто хотел взглянуть на авто и убедиться, что я не понтуюсь. А, может, решал более важный вопрос: как далеко меня занесло, насколько недостижимой я стала? Если я унесусь от него на "Ладе" он наверняка попытается меня догнать, а если на "Мерседесе"...

Мы молча поднялись по бульвару Богдана Хмельницкого и свернули на Пушкинскую.

- Какая у тебя машина? - не выдержал Валерка.

- Вот она.

Я подошла к своей серебристой "купешке", доставая из кармана ключи. Машина приветственно пискнула, мигнув фарами. На улице темнело.

- Понятно. - По физиономии Валеры я видела: его худшие опасения подтвердились. - Но ты все же позвони мне. Позвони, обещаешь?

Я неопределенно дернула головой и села за руль. Он продолжал жестикулировать, набирая кнопки невидимого телефона и кивая мне, в ожидании ответного кивка.

Рассмеявшись, я тряхнула лбом "Да, позвоню" и завела машину. Валера стоял и смотрел на меня.

И я невольно восхитилась его упрямством. Дорогие женщины не прельщают мужчин, а пугают. Валерка только что получил увесистую оплеуху, мучительную для его болезненного самолюбия - доказательство: его гипотетический соперник богаче и круче. И все же собирался вступить с ним в бой за меня!

Да, упрямства нам обоим всегда было не занимать.

* * *

Когда мерседес-купе наконец двинулся с места, я вспомнила про Леру и опустила козырек с зеркалом, чтобы извинится перед ней.

На ее лице было знакомое мне до боли выражение - злобной, обиженной лягушки, сразу же делающим его некрасивым и отталкивающим. Секунду я неприязненно разглядывала, изучая со стороны эту нелепую, вызывающую отторжение гримасу. Не удивительно, что она так раздражала Валеру! Теперь я впервые почувствовала себя на его месте.

Я знала - это Лерино лицо. Мое лицо, довольной кошки, выглядит сейчас совершенно по-другому.

В желудке стало гадко и противно, словно я только что проглотила какую-то слизкую дрянь. Извиняться сразу расхотелось. Я решительно подняла зеркало и порулила к дому, уверенная: там меня ждет, если не скандал, то, по крайней мере, весьма неприятный разговор. Я знала, на что обиделась Лера встретив Валеру, я забыла о ней напрочь. И разозлилась на нее в ответ за ее обиду, ее надутый вид, за предстоящие мне оправдания и за то, что все это неминуемо испортит мой праздничный настрой. Мне хотелось бы, чтобы она разделила сейчас со мной радость победы, обсосала все нюансы встречи с бывшим любовником, подтвердила: я была на высоте. Хотелось отпраздновать с ней свой триумф, заявиться вместе на дискотеку, танцевать до утра, ловя ее мои - любовные и торжествующие взгляды. Хотелось, чтобы она была мной, понимающей меня, как никто другой!

Но я знала: она и есть - я. Классическая каноническая я с исполненным укоризны лягушачьим фейсом, появлявшемся у меня на счет "три", как только я теряла уверенность в своем любимом.

И я же - ее любимая, давшая ей повод для сомнений.

Я знала: повод ничтожный. И знала: при моей ранимости, мне достаточно самого ничтожного повода, чтобы испытывать неподдельный страх и отчаяние. Я чувствовала раздражение, рикошетом поразившее меня при виде ее замкнутого, недружелюбного лица. И знала: оно лишь маска, скрывающая истинные смятенные чувства.

Я раздвоилась, и, словно взбесившийся заяц, скакала с одной позиции на другую, принимая истинность и ложность их обеих.

Я не ощущала своей вины и до отвращения не хотела каяться. Но именно то, что Валера не ощущал своей вины и, не желая повиниться, принимал оборонительную позицию, и превращало наши мелкие конфликты в непреодолимые катастрофы.

Я с удивлением осознала, что первый раз в жизни понимаю Валеру: истоки всех его чувств и поступков, доводивших меня до бешенства и крика. На девяносто процентов они были лишь реакцией на мои слова и упреки. Точно так же, как нынче Лера, я отказывалась признавать его право невинно попетушиться перед барышнями, потрясти перед их осоловевшими глазами павлиньим хвостом. А он, так же, как теперь я, не желал объяснять то, что, по его мнению, я должна была понимать априори. Возможно, он вовсе не изменял мне направо и налево. Просто я сама ставила его перед выбором: либо слезно просить прощения за несуществующую измену, бубня "я больше не буду", либо, с присущим нам обоим упрямством, доказывать свою невиновность до тех пор, пока тебя не занесет, и невинный флирт не превратится в реальную вину.

"Я оправдываю Валерия, чтобы оправдать себя", - подумала я вдруг.

Это открытие было настолько неприятным, что помогло взять себя в руки, обуздав бурлившие во мне чувства.

В глубине души я уже приняла решение: если Лера начнет высказывать свои "фэ", я развернусь и поеду на дискотеку сама. Но сейчас резко перечеркнула свои намерения. Именно так поступил бы Валера!

А я - не он. Я - это мы, Валя и Лера.

Мы просто не можем расколоться из-за такой ерунды на две мятежные половинки.

* * *

Мои опасения подтвердились. Лера в сапогах и черном белье сидела на диване, молча, исподлобья глядя на меня. Ее тело уже не казалось возбуждающим. У него был отталкивающий вид - как у крепости с целым рядом пушек на стенах. Одно неверное движение, и они разом выстрелят тебе в лоб градом убийственных обвинений. Бедный Валерик, не мудрено, что у него не было никакого желания каждый раз пробивать такую оборону.

- Накинь халат, ты простудишься...

Она не ответила.

Я разделась и, повесив одежду на спинку кресла, опустилась рядом с ней, раздумывая, что лучше: начать разговор самой или делать вид, будто ничего не произошло. Валера всегда предпочитал второй вариант. Я, кажется, тоже.

- Давай поедем на дискотеку, - предложила я.

- Неужели ты все-таки вспомнила обо мне? - грянул первый выстрел предупредительный.

- Ты обижена? - Мое удивление было чересчур искусственным. - Почему?

- Кто этот мужчина?

- Разве ты не знаешь его? Я жила с ним три года. Ты не могла не видеть его раньше. - Пожалуй, следовало сказать это помягче, не так, словно я уличаю ее во лжи.

- Ты никогда не говорила мне о нем. - Неужели нельзя было сказать это по-другому, не так, словно она уличает во лжи меня?

- Не было желания вспоминать. Я бросила его, как только появилась ты.

- А, как только появился он, бросила меня! - выпалила Лера.