Книга История с привидениями - Питер Страуб

— Но вы сами…

— В зло. Я верю в зло.

Я отвернулся. Похоже, он думал, что я буду просить его о помощи, но когда я пошел прочь, он окликнул меня:

— Будьте осторожны, учитель.

Когда я возвращался домой, я с трудом верил, что на самом деле видел и слышал все это. Но я видел могилу, видел своими глазами метаморфозу, происходящую с Фенни, и, наконец, видел Грегори.

Где— то в миле от Четырех Развилок я столкнулся с доказательством того, что Грегори знает о моих намерениях. На одном из фермерских полей возвышался небольшой холм, и там я увидел его. Он стоял неподвижно, глядя на меня, и, казалось, мог прочитать каждую мысль в моей голове. В ту минуту я понял: все, что рассказал мне доктор Грубер, было правдой.

Все, что я мог — это не кинуться бежать. Он ждал, что я побегу, стоя там со скрещенными на груди руками и белым спокойным лицом. Я продолжал идти шагом.

За обедом я с трудом мог есть. Мэзер тут же заявил:

— Не ешь, нам больше достанется.

— Был ли у Фенни Бэйта брат? — спросил я его.

Он взглянул на меня с любопытством.

— Скажите, был?

— Был.

— И как его звали?

— Грегори, но я прошу не говорить о нем в моем доме.

— Вы боитесь его? — спросил я, потому что на лицах их обоих был ясно виден страх.

— Прошу вас, мистер Джеймс, — умоляюще сказала Софрония Мэзер.

— Никто не говорит об этом Грегори, — добавил ее муж.

— А что с ним случилось?

Он перестал жевать и отложил вилку.

— Я не знаю, от кого ты этого наслушался, но я вот что скажу: если был на свете проклятый человек, то это Грегори Бэйт, и то, что с ним случилось, должно было случиться. Вот и все, — с этими словами он запихнул в рот новую порцию, и обсуждение можно было считать законченным. Миссис Мэзер с постным видом уткнулась в тарелку.

Дети Бэйтов не появлялись в школе два или три дня, и мне уже начало казаться, что все это мне померещилось. Я погрузился в учительскую рутину, но часто вспоминал их, особенно бедного Фенни.

Однажды меня охватил ужас, когда я встретил в деревне Грегори. Это была суббота, и Четыре Развилки заполнились фермерами и их женами, приехавшими за покупками.

Каждую субботу деревня обретала почти праздничный вид — по крайней мере, по контрасту с унылыми буднями. По улицам разъезжали десятки повозок с веселыми детскими личиками, выглядывающими из них. Я узнал некоторых своих учеников и помахал им рукой.

Потом какой-то здоровенный фермер сдавил мне плечо и сказал, что я учитель его сына и что он хочет пожать мне руку. Я немного поговорил с ним и тут увидел за его спиной Грегори. Тот стоял возле почты и смотрел на меня — так же внимательно, как тогда, на холме. Во рту у меня пересохло; очевидно, это отразилось и на лице, так как отец моего ученика вдруг спросил, все ли у меня в порядке.

«Да— да», -сказал я, но, видимо, выглядел невежливым, продолжая упорно смотреть мимо него. Никто, кроме меня, не замечал Грегори; все просто проходили мимо, глядя сквозь него.

Я извинился перед фермером, сославшись на больной зуб, и повернулся к Грегори. За эти несколько секунд он исчез.

Я понял, что развязка близится и что он сам определит ее время и место.

На другой день Фенни и Констанция явились в школу. Они оба были бледные и вели себя так странно, что дети сторонились их еще больше, чем обычно. Они выглядели совсем больными, и я решил попытаться хоть как-то помочь им.

Когда уроки кончились, я попросил их остаться.

— Почему он позволят вам прийти сюда? — спросил их я.

Фенни пустыми глазами посмотрел на меня и спросил:

— Кто?

— Грегори, конечно.

Фенни потряс головой, будто отгоняя наваждение.

— Грегори? Мы давно уже не видели Грегори. Да, очень давно.

Я был просто поражен.

— Тогда что вы делаете?

— Мы ждем.

— Ждете?

Констанция кивнула, соглашаясь с Фенни.

— Ждем.

— Но чего? Грегори?

— Нет. Просто ждем.

— Грегори мы не видим, — сказал Фенни. Казалось, он на миг оживился. — Но он говорит с нами. Он говорит, что это все, что есть, и что ничего такого нет. Ничего, что вы говорили — насчет карт. Ничего нет.

— А что же есть?

— То, что мы видели.

— Что?

— То, что мы ждем.

— А что это?

— Это здорово, — сказала Констанция, положив голову на стол. — В самом деле здорово.

Я не понимал, о чем они говорят, но все это мне не понравилось. Я решил поговорить с ними об этом попозже.

— Ладно, я хочу, чтобы сегодня ночью вы остались со мной здесь. Я вас в обиду не дам.

Фенни так же безучастно кивнул, будто ему было все равно, а когда я взглянул на Констанцию, то увидел, что она спит.

— Хорошо. Потом мы найдем, где нам спать, а завтра я попробую подыскать для вас жилье в деревне. Вы не можете больше жить в лесу.

Фенни опять кивнул, и я увидел, что он тоже вот-вот заснет. Скоро они оба спали прямо за партами. В тот момент я был готов согласиться с ужасным утверждением Грегори, что нет ничего, ничего, кроме меня и этих двоих измученных детей в холодном школьном здании. Пока мы сидели там, солнце зашло, и в комнате стало темно. Я не мог встать и зажечь свет. Я обещал им найти жилье в деревне, но казалось, что до нее нужно идти много миль. И если бы я и дошел, я не представлял, кто согласится пустить их к себе. В такой обстановке я почувствовал себя таким же потерянным, как эти дети.

Наконец я встал и потянул Фенни за руку. Он проснулся мгновенно, как испуганное животное, и я с трудом смог удержать его на месте.

— Я хочу знать правду, Фенни, — сказал я ему. — Что случилось с Грегори?

— Он ушел, — сказал он так же безучастно.

— Это значит «умер»?

Фенни кивнул, приоткрыв при этом рот, и я опять увидел его ужасные гнилые зубы.

— Но он возвращается?

Он кивнул снова.

— И ты его видишь?

— Он видит нас. Смотрит и смотрит. И пытается трогать.

— Трогать?

— Ну, как раньше.

Я дотронулся до своего лба — он был горячим. Каждое слово Фенни отдавалось у меня в голове.

— Ты столкнул лестницу, Фенни?

— Он смотрит и смотрит, — повторил Фенни, словно этот факт заполнил все его сознание.

Я взял его руками за голову, чтобы заставить посмотреть в глаза, и в этот момент в окне появилось лицо его мучителя. То же бледное, ужасное лицо — он словно хотел помешать Фенни ответить на мой вопрос. Я почувствовал испуг и тошноту, но одновременно и какое-то странное удовлетворение от того, что сейчас все наконец решится. Я притянул Фенни к себе, пытаясь защитить его.