Книга Ярость богов - Елена Чалова

В одной из книг Тавернье прочел о приключениях монгольской принцессы, которая завладела рубином с пугающим названием «Ярость богов». Марко Поло писал, что своими глазами видел граненый камень, который хан Хубилай унаследовал от своего великого предка – Чингисхана, наводившего ужас на половину мира. Будучи венецианцем, Поло разбирался в камнях и подробно описал кроваво-красный цвет – цвет крови, которая вот-вот свернется. А еще он писал, что если смотреть внутрь камня, то можно увидеть лик смерти – распахнутый в крике рот и слепые глаза. И что лик этот может привести человека к безумию, внушая ему жажду убийства. Поговаривали, что по приказу Чингисхана камень этот выкрали из одного индийского храма, посвященного древнему и кровожадному божеству. Рубин полнился яростью богов, и из-за него происходило немало войн.

Тавернье взял рубин в руки с неохотой, но потом не мог не ощутить силу камня. Ночами его мучили кошмары, он думал о крови, которая омывала блеск самоцвета, о тех безумных властителях, которые уже попадали и еще подпадут под его влияние и тогда развяжут новые войны.

Жан Батист Тавернье был человеком для своего времени исключительно порядочным и очень любознательным. Ему хотелось повидать мир. И он уже пустился в путь, он вышел на дорогу к своей мечте, он на пути в волшебную Индию. И вот – как проклятие, как призрак войны и смерти – встал на его пути этот кроваво-красный самоцвет. Войны – горе для путешественников. А Тавернье чертовски хотелось повидать мир. И тогда он решился на кражу. Он не властитель и не герой. Он просто ювелир и бродяга. Нужно спрятать камень, утопить его в глубоком море – и тогда есть шанс, что его собственные пути станут чуть более безопасными.

В период между 1631 и 1660 годами Тавернье совершил одно за другим три грандиозных путешествия в Персию и Индию. В Индии он нашел покровителя в лице правителя Ауренгзеба, который показал гостю свои сокровища. Среди них были крупнейший алмаз «Кохинор» («Гора света») размером в половину куриного яйца, многочисленные рубины и изумруды. Увидел там Тавернье и сказочно прекрасный Павлиний трон – гордость династии Великих Моголов. Изготовленный из золота и драгоценных пород дерева и инкрустированный тысячами небольших бриллиантов, рубинов и других камней, трон имел балдахин, но не из бархата или парчи, а из редчайшего огненно-красного карнеола (редкая разновидность агата). До сих пор неизвестно, получил ли Жан-Батист в дар от Ауренгзеба крупный синий бриллиант весом в 110 каратов или он приобрел его у кого-либо из торговцев. Так или иначе, но в Париж путешественник вернулся со многими драгоценностями, включая и уникальный синий бриллиант.

Он объездил полмира и повидал больше чудес и диковинок, чем все его соотечественники вместе взятые.

Тавернье получил богатство и рыцарский титул. Но счастье его всегда было в дороге. Не перечесть, скольких опасностей и смертей он избежал. Иной раз он думал, что странным образом его бережет грех – украденный камень. Он изъял его из обращения, не продал ни королю Людовику, ни правителю из рода Великих Моголов. Проезжая через Италию, Тавернье остановился в монастыре Святого Франциска Асизского. Место было сказочное, от белокаменного здания словно шел свет. Тавернье молился, молился истово. А потом решил исповедаться и спросить совета у известного своей святостью слепого старца. Он нашел старика в саду за монастырем и тот, услышав просьбу, кивнул.

– Только давай не пойдем в исповедальню, сын мой, – попросил старик. – Может, оно и грех, но я все равно тебя не вижу… Солнышко сегодня такое теплое, что даже мои старые кости согрелись. Расскажи мне… не все, но то, что пугает тебя и не дает покоя.

И Тавернье рассказал старику о камне. Вынул из кармана шелковый лоскут, развернул и вложил рубин в руки слепого старца, смутно понадеявшись, что тот заберет его, и тогда он, Тавернье, станет свободным. Но старец разжал ладони, и камень покатился на траву.

– Я не могу помочь тебе, сын мой, – печально сказал старик. – Если сможешь, избавься от него. Выброси в море, да поглубже. Хотя такие вещи всегда возвращаются. И все же если мир отдохнет от него хоть несколько сотен лет, и то будет благо.

– Дух мой слаб, отец, – прошептал Тавернье.

– О нет, не наговаривай на себя. И вот что… ты ведь ювелир?

– Да.

– Значит, глаз твой точен и память хорошая. Видел ли ты розу на нашей церкви?

– Да, и она прекрасна!

– Это божественная красота, а она всегда помогает одолеть тьму, которая порой норовит смутить даже самые сильные души. Иди и взгляни на розу еще раз. И потом, в минуты слабости, вспоминай ее и скользи мыслью по ее каменному узору. Ибо это молитва, сотворенная в камне ради света.

Старик ушел, прихрамывая и тяжко опираясь на кривой посох. Тавернье посидел еще на солнышке, глядя в подернутую дымкой даль, потом собрал немного земли, по которой прошел старик. Позже он смешал ее с клейким составом и обмазал камень, чтобы спрятать его блеск. Положил его в кожаный мешочек, на котором монахиня– кармелитка вышила слова молитвы и знак святого креста. И этот мешочек он всегда носил на шее, никому не рассказывая о том, что внутри.

Мири сняла обруч с лупой и зажмурилась. Потом просто посидела несколько минут с закрытыми глазами. Нужно какое-то время, чтобы все пришло в норму. Она протянула руку и коснулась лежащих перед ней сапфиров – тех трех, что еще не убрала в пронумерованные пакетики. С ними не хотелось расставаться.

– Вы закончили?

Стеклянные двери за спиной разъехались, и на пороге возник заказчик: эффектный мужчина лет пятидесяти, он двигался стремительно, а за ним в хвосте вились присные, то бишь, подчиненные. Мири нередко работала с Павлом Генриховичем, хозяином крупной ювелирной компании, и сотрудничество это было весьма выгодным в материальном плане, однако всякий раз девушка пребывала в напряжении. Каждый раз Павел Генрихович словно сомневался в ней, хмурился, и она была уверена, что несколько раз он перепроверял ее заключения. Вот и теперь, недовольно оттопырив полную нижнюю губу, ювелир смотрел, как она убирает камни в пакетики и подписывает отпечатанные бланки экспертизы. Его заместитель, Семен Исаевич, круглый дядька с блестящей лысиной в обрамлении одуванчикового пуха волос, подмигнул девушке. Мира бледно улыбнулась в ответ. Больше всего ей хотелось на воздух, на живой солнечный свет. Спина и шея болели от долгого сиденья, жгло глаза, надо бы закапать лекарство, но не здесь и не сейчас.

Она поднялась со стула и нетерпеливо ждала, пока Павел Генрихович просматривал бумаги. Вот губы его сжались, и Мири знает, что это значит: он опять недоволен, характеристики некоторых камней оказались хуже, чем он предполагал. Он оторвал взгляд от бумаг и уставился на стоящую перед ним девушку. Невысокая, худенькая, с резкими чертами лица и темными волосами, которые всегда выбиваются из любой прически, она выглядит еще моложе своих лет. «Чертовка, – зло думал ювелир, – маленькая ведьма»… Но Павел Генрихович уже усвоил, что спорить бесполезно; за предыдущие два года совместной работы они пару раз повздорили, а один раз по-настоящему поругались. Он вышел из себя и орал, что она специально занижает характеристики его камней, что она глупа и ничего не понимает.