Книга Легенды осени - Джим Гаррисон

В Нью-Йорке Тристан спешно купил костюм и автомобиль и помчался в Саратога-Спрингс. Несмотря на Депрессию, сезон скачек был в разгаре, и он не мог найти жилья, поэтому устроился в туристском домике недалеко от Глен-Фолса. Он сбрил усы, а на другое утро купил у конюха одежду и переоделся в нее под трибуной с орущими зрителями. Между заездами он носил ведро с водой и скребницу и наблюдал за величавым парадом лошадей, участниц очередного заезда, когда их проводили перед публикой по стриженой траве за трибуной. Он внимательно рассматривал толпу и углядел Альфреда с тестем и Сюзанну под парасолькой. Их окружали модные владельцы лошадей с вкраплениями Вандербильтов, Гестов, Уитни и Уайденеров. Потом заметил как будто бы одного из ирландцев возле пышной клумбы – он был щеголевато одет, но все равно чем-то выделялся. Тристан направился к выгулу перед конюшней и нарочито прошел мимо крупного краснолицего мужчины, разговаривавшего с жокеем. Он узнал голос третьего человека, который бил его в Сан-Франциско. Тристан не посмотрел в его сторону, а вошел в конюшню, где ему приказали почистить стойла. Потом в конюшне появился ирландец, неуверенно огляделся и зашел в пустое стойло по малой нужде. Тристан последовал за ним и пригвоздил его голову к стене двумя зубцами тяжелых навозных вил. Он забросал его в углу соломой и навозом, пошел в туалет под трибуной и переоделся. Позже он обнаружил второго ирландца – тот искал товарища, пока ипподром почти не опустел. Тристан проводил его до меблированных комнат, а потом провожал весь вечер – никак не мог улучить удобный момент, и наконец, когда тот, поужинав и выпив, возвращался домой по темному переулку, Тристан сломал ему шею, опорожнил мусорный бак, засунул туда мертвеца и тихо закрыл крышкой.

Наутро, выспавшись и выпив виски, в дорогом костюме из Нью-Йорка, Тристан поехал в Саратогу. Он надеялся хоть ненадолго остаться наедине с Сюзанной и уверить се в своей любви, чтобы не торопила смерть. Случай представился после ленча, когда она стояла отдельно и смотрела на гнедого жеребца, фаворита в первом заезде. Он постоял рядом, она заметила его, но не удивилась, а сказала только, что знала, что он приедет.

Они быстро ушли от ипподрома за несколько кварталов – там ее отец держал дом для сезона скачек. Тристан колебался, но она сказала, что ее хватятся не раньше чем через час. К несчастью, из-за ее нездоровья Альфред приставил одного из своих сенатских помощников следить за ней. Помощник увидел, как Сюзанна вошла в дом с неизвестным, и поспешил назад сообщить об этом Альфреду.

Сюзанна привела Тристана в хозяйскую спальню, чтобы не помешали служанки. Поначалу она была холодна и требовала, чтобы Тристан приехал к ней в середине октября в Париж. Он отказался: это будет преждевременно. Она устроила истерику, и Тристан, в качестве компромисса, дальше которого он не пойдет, предложил весну. Наступило долгое мучительное молчание, и Тристан понял, что дело идет к очередному припадку. Чтобы предупредить его, он обнял Сюзанну и заверил, что к следующему маю будет готов. Она тряслась у него в руках, а он смотрел мимо ее плеча. В комнату вошел Альфред. Сюзанна почувствовала, что руки Тристана туже обхватили ей спину, и услышала, что закрылась дверь. Она догадалась, кто там, и на душе у нее стало легче от мысли, что наконец все разъяснилось и она может уйти к Тристану.

Они застыли, как две мраморные скульптуры в парке, и слышали только свое дыхание и отдаленный шум ипподрома. Альфред сказал Тристану: "Я хочу тебя убить". Тристан освободился от Сюзанны и дал ему свой пистолет. Альфред посмотрел на пистолет, потом приставил дуло к виску Тристана. Они смотрели друг на друга, и Сюзанна подошла к ним с видом лунатика. Альфред направил пистолет на свою голову, и Тристан выбил пистолет у него из руки. Альфред, плача, опустился на пол, Сюзанна наклонилась к нему и холодно, отчужденно сказала, что это ужасное недоразумение и она всегда будет с ним. Тогда Альфред встал, и они с Тристаном обменялись странным взглядом, в котором было больше значения, чем они могли бы выразить в словах, но во взгляде Альфреда немало было и ненависти. Сюзанна вышла за Тристаном в коридор, поцеловала его и сказала, что, может быть, однажды они свидятся в аду, или, может быть, на небе, или куда там попадают люди, если куда-то вообще попадают.

Всю дорогу домой Тристан тупо думал и пил, только раз засмеялся на пересадке в Чикаго, увидев в газетном киоске, что закон Волстеда отменен – сухой закон кончился. Дома он много работал с лошадьми, веселил детей и охотился с Ударом Ножа, проявлявшим вымученную, на убыли, живость старика, который не желает признать старость.

Под конец сентября Тристан получил телеграмму от Альфреда из Ашвилла в Северной Каролине: "Ты добился ее. Отправляю ее домой". Он поехал верхом в Шото, уточнил по телефону адрес отправителя; и адрес оказался тревожным: частная лечебница. Он взял напрокат грузовик и поехал в Грейт-Фолс встречать поезд, несколько озадаченный, но уже рисуя себе, как проведет весь остаток своей беспокойной жизни, ухаживая за Сюзанной, хотя не исключал, что на природе она может в конце концов поправиться. Тристан встречал поезд с ощущением холода в животе, но старался не обращать на это внимания. К нему подошел политический друг Альфреда, подвел его к багажному вагону и, пока носильщик выгружал полированный гроб из розового дерева, вручил листок с инструкциями касательно погребения.

Рассказать осталось немного. Сюзанну похоронили рядом с Сэмюелем и Второй, и читатель или читательница, если они наивно верующие, могли бы угрожать Богу, сказав: оставь его в покое, – или что-нибудь такое фривольное. Никто не разобрался в том, насколько случаен марьяж богохульства и судьбы. Только старомодный теолог стал бы рассуждать о том, что Тристан проклял Бога, когда с Ноэлем во Франции залил сердце Сэмюела в парафин. Современный ум надлежаще рассматривает подобные события как совершенно произвольные, ибо план их темен, как глубочайшие и отдаленнейшие пучины Тихого океана.

* * *

Однажды теплым воскресным утром в середине октября, через несколько недель после погребения, Сэмюел и Третья играли на качелях на веранде, а их оседланные лошади были привязаны к перилам. Изабель отнесла завтрак мужу наверх – ему нездоровилось. Она читала ему мелвилловского "Пьера". Ладлоу обожал Мелвилла, а Изабель находила писателя утомительным.

На кухне Кошечка укладывала завтраки Тристану и детям – они собирались на прогулку. Она прислушивалась к разговору Декера и Тристана. Вдвоем они пытались придумать выход из неразрешимого затруднения, а именно: ирландцы могли появиться здесь с целью обычной мести. Тристан потянулся, подошел к Кошечке и спросил ее мнения. Она сказала, что всех их больше всего заботят дети, и для нее важно только одно: чтобы не пострадали они. Пришла Третья и подергала Тристана за руку. Тристан ее поцеловал и сказал: через десять минут, – и она убежала через гостиную, крича Сэмюелу: десять минут.

Декер предложил Кубу, где у Тристана с давних пор была маленькая finca[16], – теперь там управлялись двое кубинцев из его команды; прошлой весной они привозили на случку двух хороших кобыл. Тристан беспокоился за обучение детей, а Декер возражал, что жизнь отца важнее обучения. Кошечка насторожилась, первой услышав автомобиль, но Сэмюел крикнул снаружи, что едут полицейские, и она успокоилась. Декер вышел за Тристаном на веранду и остался с внуками, а Тристан подошел к двум полицейским, стоявшим возле «форда»-купе.