Книга Таня Гроттер и колодец Посейдона - Дмитрий Емец

Из ступ выбрались две девушки – однаскуластая, с высоким лбом и двумя косами разных цветов – синей и зеленой.Другая – небольшая, гибкая и подвижная. Высокая девушка еще была в ступе, амаленькая уже разговаривала с Великой Зуби. Волосы у нее были огненного цвета,который то и дело менялся от тускло-рыжего до золотистого. «Двухнедельныймагический окрас. Ранее срока смывается только слезами лешего или родниковойводой с молодой крапивой», – профессионально определила Склепова.

Из третьей ступы выпрыгнул парень летсемнадцати, длинноволосый, смуглый и большеротый. Двигался он очень уверенно иодновременно расслабленно. Рюкзак с его вещами, прилетевший на Буянсамостоятельно, не шелохнувшись, висел в воздухе чуть выше плеча хозяина. Этоговорило о высоком уровне владения магией. У первокурсников, недавнонаучившихся заговаривать предметы на полет, они обычно болтались в воздухе,падая, едва от них отводили взгляд. Этот же рюкзак висел как вкопанный, хотяпарень даже не оглядывался на него. Под мышкой у новичка была большая папка,которую обычно носят художники. В руке он держал длинную бамбуковую трость.

– И чего они сюда приперлись? Особенноэта мелкая расфуфырилась! Прям: мам, купи попугая! Не могу смотреть на этоуродство! – заявила Гробыня, продолжавшая критически изучать девушек.

Таня с сомнением посмотрела на Склепову. На еевзгляд, сама Гробыня была одета в сто раз более броско. Чего стоил один вырезна животе, демонстрирующий небольшую серебряную висюльку в форме черепа,которая закрывала Гробыне пупок. Серьгой Склепова обзавелась на Лысой Горе, апотом осознанно доводила Поклепа до белого каления. Завуч объявил пирсингу итатуировкам войну и боролся с ними до тех пор, пока его собственная Милюля непроколола хвост в четырех местах и не стала, будто этого было мало, носитькожаный ошейник с серебряными шипами. Получив в спину такой удар, Поклеп мигомприсмирел и отстал от Склеповой.

– А вот парень новый ничего! И плечики наместе, и осанка приятная. На сто пудов знает, что мы на него смотрим, а ненапрягается, естественно себя ведет. Другой бы уже или зажался, или грудь бывыпятил. Ходил бы, как качки по пляжу, над которыми народ ржет. Все-таки люди,когда на них глазеют, ведут себя как последние болваны… А вот зачем ему,интересно, трость? И эта папка? Он что, художник? – продолжала Склепова.

Если Гробыне не понравились девицы, затопонравился парень, то с Гуней Гломовым все произошло строго наоборот. Девицы невызвали у него особого отторжения, а вот парень пробудил в Гуне хищныеинстинкты. Ни слова не говоря, Гломов внимательно посмотрел на свой кулак,ухмыльнулся и бочком подошел к мостику, с нетерпением дожидаясь, пока онопустится.

Тем временем новички уже о чем-торазговаривали с Великой Зуби. О чем они беседовали, можно было только догадываться,потому что слова через ров не долетали. Потом Зуби закивала и сделала ладоньюжест, который делают гомосапиенсы, когда извиняются и просят немного подождать.

– Опс! – сказала Ритка Шито-Крыто,все всегда замечавшая первой. – Смотрите, кто там поблизости крутится!Верка Попугаева! Ну теперь я за русскую разведку спокойна! Верка все разнюхает!Вплоть до того, был ли хомячок у троюродного племянника евойного дедушки илюбили ли их мамы вареный лук.

Наскоро пересчитав, Великая Зуби и Медузияувели озирающихся детей в Тибидохс. Малышня жалась и с тревогой поглядывала наодетого в шкуру циклопа Пельменника, который, нетвердо сидя на камне совчерашнего перепоя, обрубал себе секирой кривые желтые ногти. Таня отличнопонимала, что сейчас чувствуют новички. Она еще не забыла, что испытала пятьлет назад, когда из семи пересекающихся радуг, как из морской пены, соткалсязеленый остров, на котором лежала каменная черепаха с огромными башнями.

Шестнадцатилетние девушки и парень сбамбуковой тростью пока оставались с той стороны моста у своих ступ.

– Эй, Пельменник, опускай мост! –нетерпеливо крикнул Баб-Ягун.

– Не положено, чтоб мелкий народ незатоптали. Приказ такой, – меланхолично отвечал циклоп.

– Так малышня уже ушла, – отвечалЯгун.

Пельменник повертел головой, убедился, чтоЯгун прав, и, отложив секиру, опустил мост. Первым на другую сторону ринулсяГуня, за ним все остальные.

– Пароль! Без пароля шпиенам неположено! – потребовал Пельменник, по привычке преграждая им дорогу.

– Дохлая русалка! – сказал Гломов.

– Нет, не «русалка». Другая какая-тофигня! – сказал Пельменник, на физиономии которого явно прочитывалось, чтоон сам не помнит ни пароля, ни отзыва. – Ладно, проходь! Но чтоб впоследний раз! – буркнул он, отходя в сторону.

Ритка Шито-Крыто сразу устремилась кПопугаевой и за рукав оттянула ее в сторону.

– Ну, рассказывай! Только не говори, чтоничего не знаешь! Я видела, как ты рядом с Меди крутилась!

– Может, я про пчелок спрашивала? Или проэкзамены? – едко предположила Верка.

– Попугаева, ты меня знаешь! И я тебязнаю! Не буди во мне кобру!

Верка вздохнула и сдалась.

– Ладно. Их зовут Лена Свеколт и ЖаннаАббатикова. Свеколт – та, что повыше, с разными косами.

– А парень?

– Глеб Бейбарсов. Симпатичный, правда?

– Хм… Ничего… Откуда они такие великовозрастныевзялись? Магия, что ль, только сейчас пробудилась?

– Не-а, не потому… Они несколько лет былина воспитании у какой-то ведьмы, – небрежно уронила Попугаева.

– Как так?

– Да так. Где-то на Алтае жила темнаяведьма. Чудовищно сильная темная ведьма. Из этих – старой закалки: ступы,травы, коты. Уединенно жила. О ней не знали ни в Магществе, ни на Лысой Горе.Она всех презирала и не шла ни с кем из своих на контакт. Даже на шабаши нелетала.

– Полный бред! Магию нельзя скрыть. Дажеесли ее не проявлять – можно засечь, – заявила Ритка.

– Тебе виднее, Шито-Крыто. Если все бред,я могу дальше не бредить, – насмешливо сказала Попугаева.

– Нет уж, бредь дальше.

– Вот спасибо!.. Так вот, эта темная ведьмасерьезно занималась вуду и некромагией.

– Некромагия запрещена. И вуду тоже.

– Думаешь, бедная наивная старушка обэтом не знала?.. Да она такие штуки там у себя мутила, что Чумиха отдыхает.Несколько лет назад ведьма ощутила, что скоро умрет. По-настоящему сильнымведьмам это известно заранее. Но темные ведьмы не могут умереть просто так, непередав никому своего дара.