Книга Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш

Преданный Вам Чарльз Френсис, фармацевт

— Великолепный результат! — пробормотал лейтенант Хайнрих. — Вполне сойдет за блеф столетия.

Капитан Кунце продолжал:

3. Полицией установлено, что указанный абонентский ящик действительно существует, но уже на протяжении многих лет арендуется католическим управлением.

4. Каждая капсула содержит один грамм цианистого калия — количество, превышающее смертельную дозу в десять раз. Цианистый калий никогда не применялся в медицинских целях; основная область применения — фотография.

В империи для приобретения указанного вещества необходимо иметь особое разрешение на покупку ядовитых веществ. Продавец обязан сообщать о каждой покупке.

5. Полицией произведен опрос всех фармацевтов как в столице, так и в провинции, пока без результата.

6. Военное командование возможность политического заговора не исключает. Жертва и другие, которым угрожала смерть, являлись высокоодаренными молодыми офицерами. Вероятно наличие попытки врага, стоявшего за этим преступлением, таким образом обескровить императорско-королевскую армию. На этой стадии расследования не следует пренебрегать самыми абсурдными версиями.

7. Военное министерство установило вознаграждение в размере две тысячи крон за сведения, которые помогуть установить личность Чарльза Френсиса.

Капитан Рихард Мадер был похоронен со всеми воинскими почестями. Присутствовал весь состав Генерального штаба во главе с начальником Генштаба Францем Конрадом фон Хётцендорфом. Эрцгерцог Франц Фердинанд представлял кайзера. Для перевозки многочисленных венков и букетов цветов потребовалось большое количество катафалков.

Родители Мадера, невысокие пожилые люди, смотрели на это цветочное великолепие совершенно безучастно, на их лицах было написано лишь горестное страдание.

Днем раньше из Франкфурта приехала Ингрид Фиала. Полицай-президент Бржезовски распорядился выслать ей билет на поезд и отправил детектива сопровождать ее во время поездки. На время пребывания в Вене она была поселена на частную квартиру, откуда ей разрешалось выходить только в сопровождении полицейского. Ей было строго-настрого предписано избегать каких-либо контактов с прессой. Допрос, которому ее подвергли по прибытии, не дал ничего нового. Милое существо, глубоко потрясенное трагедией, она показалась им довольно скучноватой, и у полицай-президента создалось впечатление, что он напрасно потратил деньги налогоплательщиков на расходы по ее доставке в Вену.

Не дождавшись обещанного сопровождения, Ингрид решила пренебречь запретами и отправилась на похороны самостоятельно. Добравшись довольно поздно до кирхи, она примостилась на последней скамье среди домохозяек, школьниц, пенсионеров и других зевак, которые всегда стремятся попасть на похороны какой-нибудь знаменитости.

Ингрид была слишком подавлена, чтобы обратить внимание на присевшую рядом с ней даму в элегантном, отделанном норкой костюме. Лили Венцель также не имела понятия, кто такая Ингрид. После панихиды генерал Венцель быстро провел Лили через боковой выход к ожидавшему фиакру. Ингрид, всхлипывая, подошла было к фрау Мадер, чтобы сказать ей слова соболезнования, но, увидев страдание на ее лице, передумала.

Анна Габриель не пошла на похороны. В эти дни после смерти Мадера она редко вспоминала о нем. А в те моменты, когда это случалось, к чувству жалости примешивалась и какая-то зависть, сходная с завистью школьницы к одноклассникам, уже сдавшим эказамен, который ей еще предстоял.

Фридрих Габриель все еще содержался под стражей в полицейском Президиуме.

Анна много раз пыталась с ним увидеться. Комиссар Вайнберг лично выдал ей разрешение и даже говорил с ее мужем, но Габриель категорически отказался от встречи. Однажды она попыталась заговорить с ним в коридоре, когда его вели на утренний туалет, но он прошел мимо, не проронив ни слова.

Она лежала, вытянувшись на кровати, которую они делили с мужем в счастливые времена, и пыталась представить себе будущее без него. Как всегда, будут мужчины. Ее сексуальные потребности превратились просто в болезнь, с которой она безуспешно боролась в последние годы и которой при всей любви к мужу преодолеть не могла.

А без него шансы справиться с этим были ничтожны. Анна росла в семье единственным ребенком, и ее отношения с родителями никогда не были простыми. Новое столетие ознаменовалось огромными изменениями в социальной жизни — женщины стали независимыми и могли учиться, приобретать профессии и сами зарабатывать на жизнь. Но Анна не получила ни школьного образования, ни какой-либо профессии. Честно говоря, у нее не было ни малейшего желания работать на какой-то фабрике или сидеть в бюро. В ее размышлениях она снова вернулась к мужчинам. Теперь она будет требовать деньги зато, что она прежде дарила. Возможно, здесь ей удастся даже сделать карьеру, стать известной кокоткой, этакой венской дамой с камелиями.

Она схватила подушку Фридриха и прижала к себе.

«Пожалуйста, не бросай меня, любимый! — умоляла она подушку. — Дай мне, пожалуйста, шанс. Давай начнем все с начала. Забудь о том, что случилось. Я изменюсь, ты увидишь. Я обязательно исправлюсь. Клянусь, ты никогда не раскаешься».

Внезапно она выпустила подушку из рук. Звук собственного голоса вернул ее к реальности. А реальность состояла втом, что спальня была пуста, муж находился под стражей, супружество разрушено и она сама безвозвратно погибла. Она поднялась и быстро направилась к шкафу в стиле барокко в гостиной, где стояло спиртное. Между винами местного производства стояла красивая бутылка коньяка «Наполеон», еще почти полная, — ее держали для особых случаев.

Посчитав случай достойным считаться «особым», она взяла бутылку и вернулась в спальню.

Анна почти опустошила ее, прежде чем почувствовала себя достаточно пьяной. Шатаясь, она прошла к ночной тумбочке мужа, достала оттуда его старый служебный пистолет и выстрелила себе в сердце.

Между двадцатым и двадцать пятым ноября в полиции были допрошены другие подозреваемые по делу Чарльза Френсиса.

Одним из них был серб, давно известный властям из-за его антимонархических устремлений. Когда на его квартире был обнаружен копировальный аппарат и красные чернила именно той марки, которой были написаны циркуляры, он был арестован.

Другой подозреваемый, бывший унтер-офицер, отчисленный из армии за недостойное поведение по приговору суда, членом которого был Принц Хохенштайн, смог обеспечить такое неопровержимое алиби, что был тут же выпущен на свободу.

Третьим и самым многообещающим подозреваемым был один каменщик, который своей квартирной хозяйке не раз кричал, что разошлет письма с цианистым калием всем этим проклятым офицерам, от лейтенантов до генералов, включая самого кайзера. Но все надежды быстро развеялись; полиции пришлось признать, что она снова ошиблась. Каменщик не мог быть отправителем писем по той простой причине, что он вообще не умел писать. После медицинского обследования, признавшего его душевнобольным, он был прямо из Президиума отправлен в Венскую психлечебницу Штайнхоф.