Книга В сладком плену - Адель Эшуорт

— Безобидны?

— Натюрморты нравятся почти всем, и их можно вешать в любой комнате.

Герцог искоса на нее посмотрел.

— А какие же картины, позвольте спросить, нельзя вешать в любой комнате?

Виола вздрогнула. Двойной смысл вопроса застал ее врасплох, и на долю секунды она задумалась, не может ли герцог намеренно провоцировать ее, зная о более чувственной стороне ее художественного таланта. Но нет, наверное, она сама себя накручивает. Он не может ничего об этом знать.

Несколько секунд спустя Виола ответила:

— Полагаю, любое произведение искусства можно разместить в любой комнате по выбору владельца. Я говорила о том, ваша светлость, что когда на картине много разных красок, она сочетается с любым оформлением, с любой комнатой. Или большинством комнат. — Она улыбнулась. — Вероятно, у каждого художника по-своему, но мне по душе дерзость ярких красок.

Герцог очень медленно кивнул.

— Это заметно по вашему гардеробу.

Виола заморгала.

— Прошу прощения?

Уголок его рта снова соблазнительно пополз вверх, внезапно сделав его таким привлекательным, что у Виолы чуть не перехватило дух.

— Я всего лишь хотел сказать, что яркие краски нравятся вам не только на картинах, но и на себе самой, — понизив голос, объяснил Ян. — На балу вы были в ярко-красном, вчера в насыщенном синем, сегодня на вас солнечный желтый. Эти цвета явно идут вам и выделяют вас из толпы.

Виоле показалось очень странным, что герцог не только помнил, что на ней было вчера, но и перечислил цвета всех платьев, в которых ее видел. Ей не приходилось встречать мужчин, которые замечали бы подобные вещи или хотя бы задумывались о них. Но, опять же, она всегда считала Яна незаурядным джентльменом и сейчас не могла оставить его комментарий без ответа.

— Как… необычно, что вы обратили внимание на мои вкусы в одежде, сударь, — любезно сказала Виола.

— Ничего необычного, — тут же возразил герцог. — Просто подумалось, как тяжело вам, наверное, было носить траур. Черный и серый, безусловно, не самые приятные цвета для молодой вдовы, которая предпочитает яркие краски.

Эта реплика казалась уважительной, но глубоко в душе Виола насторожилась.

— Уверена, вы мне льстите, ваша светлость, — осторожно проговорила она, не отступая от официального тона. — Но все равно спасибо на добром слове. — Повинуясь инстинкту, она отошла от герцога и начала отдергивать занавески с окон, выходивших на восток, одну за другой, чтобы впустить в комнату как можно больше света. — Я так понимаю, сударь, вам нужен классический тон?

— Вы художница, сударыня. Я поступлю в точности, как вы скажете.

Пытаясь не улыбаться, Виола вернулась к мольберту, сняла с него натюрморт и поставила незаконченную картину к стене. Потом взяла для портрета огромный чистый холст.

— Если присядете вон на тот табурет, ваша светлость, я начну.

Герцог огляделся по сторонам и заметил деревянный табурет у окна, выходившего на юг.

— Сюда?

— Да, пожалуйста, — сказала Виола, закрепляя холст на мольберте. — Освещение у этого окна лучшее из того, чем мы пока располагаем. Будем надеяться, что когда мы приступим к самому портрету, выглянет солнце и у нас тут станет ярче.

— Вы не будете рисовать его сейчас? — спросил герцог, подходя к высокому деревянному табурету и с легкостью усаживаясь на него.

Взяв с небольшого столика альбом и корзину для рукоделия, заполненную всяческими приспособлениями и материалами, Виола отнесла их к дивану, стоявшему в пяти футах от герцога, и удобно устроилась на подушках.

— Сначала я сделаю набросок, а потом буду переносить его на холст, но сегодня до этого вряд ли дойдет, — уточнила она. — На табурете долго не выдерживают, а точнее, не высиживают.

— Так вот почему вам достался уютный диван, а мне — маленький деревянный табурет? — шутливо поинтересовался герцог.

Виола улыбнулась, развязала корзину для рукоделия и принялась перерывать всевозможные тюбики и угольные карандаши, пока не нашла подходящий.

— Когда дело доходит до красок, я обычно стою или сижу на таком же табурете, как и вы, ваша светлость.

— Вот как, — бросил герцог, — значит, нам обоим будет неуютно.

Знал бы он, насколько неуютно ей прямо сейчас.

— Пожалуй, — отозвалась Виола, перекладывая альбом на колени, откидываясь на спинку дивана и переводя взгляд на герцога, — хотя мне это привычно, и, когда процесс меня захватывает, я, признаться, почти не замечаю неудобств.

— Охотно верю.

Очередной уважительный и вполне обычный ответ, который, если задуматься, мог содержать в себе целый мир завуалированных значений. В свете того, что их связывало в прошлом, чопорность их разговоров начинала казаться Виоле смешной, почти нелепой. Если бы ее не подмывало бежать от герцога куда глаза глядят, она могла бы расхохотаться и предложить ему рассказать, что он думает на самом деле.

Несколько минут Виола молча работала, изображая герцога в позе, которую, с его одобрения, собиралась использовать для портрета. Ян наблюдал за ней издали, и с этим напряженным вниманием было труднее всего справляться. Виола физически чувствовала на себе взгляд герцога, как будто он изучал каждую прядь ее волос, каждый изгиб тела и черту лица. На ее практике большинство позирующих, даже взрослые, очень скоро начинали скучать и отвлекаться. Некоторые принимались болтать без умолку, других одолевало нетерпение. А с герцогом Чэтвином было такое чувство, что он ни на какие сокровища не променял бы возможности быть сейчас здесь.

— Знаете, — сказал герцог, обрывая мысли Виолы, — чем больше смотрю на вас, леди Чешир, тем больше уверяюсь, что мы уже встречались.

Виола заставила себя сохранять спокойствие и поборола импульс посмотреть герцогу прямо в глаза.

— Полагаю, это возможно, — уклончиво ответила она, делая вид, что увлечена работой, и энергично заштриховывая что-то в альбоме.

Еще несколько мгновений прошло в молчании. Потом герцог тихо пробормотал:

— Уверен, вы понимаете, что мне нравится за вами наблюдать.

У Виолы перехватило дух, и она на долю секунды замерла с карандашом в руке, но поднять взгляд на герцога и обнаружить, как ее ошеломило его откровенное замечание, не посмела. И какого ответа, скажите на милость, он от нее ждал?

— Не сомневаюсь, вы мне льстите, ваша светлость, — с натянутой улыбкой выдавила из себя Виола.

Герцог усмехнулся.

— Вам неловко, когда я говорю, что вы меня привлекаете?

О боже!

Виола вздохнула, на секунду-другую закрыла глаза и ответила:

— Пожалуй, не стоит обсуждать подобные темы, ваша светлость.