Книга Обнесенные «Ветром» - Андрей Кивинов

– Кажется, ориентировка была, можно посмотреть. Принеси сводки.

Кивинов сходил в дежурку и взял папку с ориентировками.

– Так. – Соловец пролистал несколько страниц. – Вот что-то похожее: «Такого-то сентября в подъезде дома № 9 по пр. Суслова уснул при неизвестных обстоятельствах следователь по особо важным делам Лукьянов В.М. В органах с 1982 года, по службе характеризуется положительно. Проснувшись, обнаружил отсутствие пистолета Макарова № 1985 и одной обоймы с восемью патронами. На розыск пистолета прошу ориентировать…»

– Секунду, Георгич, объясни-ка в целях общего развития, что значит «уснул при неизвестных обстоятельствах»?

– А это то значит, что написать про то, как он нажрался и пушку проворонил, никто не разрешит. Эти ориентировки сейчас пресса читает. Похоже, Ветров не соврал. Ну, ладно, спать хочется.

– А может, по двести грамм в подвальчике? Там бар открылся.

– Нет, я хотел ремонт дома поделать.

– Ну, давай.

– Ты следователя на Ветрова вызвал?

– Да, на очереди стоим. Проблема с документами может быть. Он ведь официально умер. Я, правда, в информационный центр позвонил, там его пальцы должны быть, обещали сегодня ксерокопию сделать. Всё равно, надо проконтролировать, чтобы его не отпустили. Чёрт, приёмник-распределитель для БОМЖей закрыли демократы, а то б мы его туда определили.

Вошёл проснувшийся Петров.

– Доброе утро, – зевнул он.

– Миша, – сказал Соловец, – мы спать пошли – в вечер ты. Спонсоры обещали факс сегодня привезти, открой им дверь.

– А что такое факс? – спросил тёмный Петров.

– Это штука такая, от английского слова «фак» – трахать, – ответил Кивинов. – Как зачешется – можешь попробовать.

– Ух ты! Здорово! Это что ж баба резиновая, что ли?

– Нет, Миша, это именно факс.

ГЛАВА 4

Кивинов стоял в подземном переходе метро и пережидал дождь. Тут был свой микромирок. У стены сидел паренёк и бренчал на гитаре песни Цоя, плюс напротив, заглушая его своими фальшивыми звуками, играл на гармошке ветеран. Подвыпивший майор выводил с платформы девицу в жёлтых лосинах, размахивающую банкой с пивом. Нищий бомж, подойдя к урне, осмотрел её, извлёк пакет из-под кефира, разорвал его, облизал и пошёл дальше. Пообедал. Тут же торговцы газетами, бананами, тряпками. Рядок ларьков. Два наркомана явно под хорошей дозой, взявшись под руку, ползли от стены к стене. Неподалёку суетился и продавец травки, озираясь по сторонам. «Быстро, быстро, не задерживайся, получил, отвали. Нет, баяна* нет.» Кивинов достал «Салем». Всё тот же дареный. «Тут не курят», – заметив его, предупредил постовой. Кивинов убрал пачку. «Это точно, тут не курят, только обкуриваются». Он поднялся наверх и, подняв воротник, быстрым шагом пошёл в отделение,

Ишь ты, как Эдик Воронцов засуетился – что за стрельба, что за заморочки? Три раза звонил. Видно, хорошо он там окопался, марксист-ленинец. Идейным ведь был в институте, где ж идеи? На каком же он сейчас уровне, как Ветров говорил? Явно не дирижёр, тем более, не композитор. Музыкант, похоже, Балдинг, вообще, ноты переворачивал, а Ветров пол в оркестре подметал. Да, наверное. И ведь точно, один уровень рушится, зато другие остаются. Нового Балдинга или Ветрова найти не проблема, только свистни. Мафия-паутина. Но Эдику насолить очень хочется. Коммерсант липовый. Эта жилка коммерческая у него со стройотряда институтского осталась, когда он ребят гнилым мясом кормил да вкалывать заставлял по двенадцать часов даром, а сам с директором в тачках разъезжал.

Вожак комсомольский, комиссар. А что потом пол-отряда в больницу угодило, это происки империалистов, Олимпиада, отравленные продукты. А Колька Иванцов так инвалидом и остался, когда вырубился в поле от усталости, а ему комбайном по ногам. К Кольке все тогда домой ходили, кроме этого, вожака. Колька сейчас корзины дома плетёт, а Эдик в иномарке разъезжает, ой, простите, Эльдар, Эльдар Олегович. Воронцов.

Кивинов вошёл в отделение.

– Толян, – заглянул он к Дукалису, – ты помнишь мне про девку говорил судимую, которая на работу пришла устраиваться, в проститутки? Ты с ней контакт не потерял?

– Ну что ты! У нас всё зер гут. Я её в «Карелию» пристроил, она там уже в авторитете.

– Отдача-то есть?

– А то. Помнишь, квартирников взяли в Московском районе? Она помогла. Ты только не брякни кому. А то прибьют Юльку. Она тоже по ниточке ходит.

– А мне с ней встречу можешь устроить?

– Зачем?

– Хочу попросить поработать в одном месте по её профессии. Как Думаешь, согласится?

– Смотря что за место и смотря зачем работать.

– Давай так: ты её пригласи, вместе поговорим. Добро?

– Ладно, мне не жалко. Только не в отделении.

– Ну ты сам решай, я у себя.

Кивинов вышел. Он и сам ещё толком не представлял себе, что может узнать Юлька в офисе у Эдика, да и можно ли там что-нибудь узнать. Может, не стоит кашу заваривать? Хотелось бы Воронцова прищучить, конечно, но это же не моя работа, не мой участок. Правда, район наш. Ладно, пусть недельку покрутится, вынюхает что-нибудь – хорошо, а нет – так нет.

Дукалис, Кивинов и Юлька пили кофе в кафе-подвальчике неподалёку от отделения. Затемнённые бра создавали интим, тихо играла «Европа-плюс». Посетителей не было, лишь одинокий пьянчужка вот уже полчаса мусолил рюмку с водкой, никак не решаясь выпить.

– Ничего пульхерия, раньше тут склад сантехники был, – читал познавательную лекцию Кивинов. – Плохо, эстрады нет с варьете, скучно.

– А плясал бы кто? Они и так скоро обанкротятся.

– Да мы бы с Толяном и плясали. В форме. Канкан. Все бы судимые сбежались, если, конечно, директор нам в валюте платил бы, то завсегда пожалуйста.

– И почему в ментуре все трепачи такие? Когда я садилась, тоже хохмач один был в отделении. Он всех задержанных на расстрел выводил. Набрал где-то холостых патронов, затаскивал арестованного за сарай и читал приговор, который сам и писал. Потом двух понятых приглашал, мужика к стенке ставил и стрелял. Представляете, что с задержанным было? Он это профилактикой называл. Ну, затем отпускал, конечно. Говорил: «Повезло тебе, промазал я, а дважды не расстреливают». Кончилось тем, что он из прокуратуры кого-то «расстрелял», перепутал с задержанным, которого тот в камере допрашивал. Хохмач!

– А что, плакать, что ли? Слушай, Толян, а может, рекламировать что-нибудь будем? Например, трусы на телевидении. У нас с тобой атлетические фигуры, прямо два Арнольда, хотя нет, я дохловат, а ты толстоват, не подойдёт.

– Хватит хохмить, давай ближе к делу.

– Ну собственно, мы с Юлией уже обо всём договорились. Только смотри, – серьёзно сказал Кивинов, – никуда не суйся, ты пришла по объявлению, хочешь подзаработать, желательно, в валюте, опыт есть. Им, я думаю, такие нужны. А дальше по обстановке – кто чем там дышит, кто бывает. Вряд ли тебя кто в офисе держать будет, но ты соври, что дома сидеть не можешь, мать больная. Есть там, наверно, какой-нибудь отстойник для девиц. Если что серьёзно, сразу звони мне или Толяну.