Книга Мыс Доброй Надежды - Андрей Кивинов

— У нас для него приятный сюрприз. — Иржи натянул на лицо располагающую улыбку.

— Пройдите. — Садовник распахнул калитку, пропуская гостей внутрь.

— Пошли, — призвал Иржи своих спутников и первым проник во двор.

Плахов насторожился — садовник слишком пристально разглядывал их, будто пытаясь срисовать физиономию каждого визитера. Или собирался составлять фоторобот.

Вася протянул садовнику руку, и тот машинально пожал ее.

— Гуд морнинг, камрад, — улыбнулся Рогов.

— Гуд морнинг, — проскрипел садовник, не выпуская Васиной руки.

Хозяин встретил делегацию на лужайке возле дома. Беспардонные телевизионщики сориентировались мгновенно, и Герт нацелил камеру на растерянного Войцеховского, а Софи уже что-то набалтывала в микрофон.

— Что это значит? — по-английски возмутился Войцеховский.

— Не волнуйтесь, Михаил Александрович, — сдержанно произнес Плахов, пытаясь выглядеть как можно солиднее перед телекамерой. — Мы из Санкт-Петербурга. Прибыли от имени и по поручению директора Государственного Эрмитажа господина Пиотровского.

Как зовут Пиотровского, Игорь не помнил, поэтому ограничился фамилией. Он раскрыл свою папку и протянул ее ошарашенному Войцеховскому. Чернокожая служанка привстала на цыпочки, пытаясь из-за плеча хозяина разглядеть, что там внутри.

Садовник старательно подстригал кусты, изображая полную невозмутимость, но время от времени метал в сторону компании настороженный взгляд.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Войцеховский по-русски, прочитав бумагу. — Что все это значит?

— По-моему, все понятно. — Плахов указал на текст. — Вас как миллионного посетителя приглашают, и все такое… Чек на круглую сумму, памятная медаль… Вот подпись нашего директора, вот сумма.

— Но я не был в Петербурге, — растерялся Войцеховский.

— Вообще? — Плахов изобразил искреннее удивление.

— Последний раз — лет пятнадцать назад, — Михаил Александрович задумчиво почесал висок. — У меня здесь кафедра… Это розыгрыш?

— Лететь на другой конец света шутки ради? Я вас умоляю… Вот ваше фото, снятое камерой видеонаблюдения в музее. — Игорь протянул профессору его фотографию.

— Уму непостижимо, — окончательно растерялся Войцеховский. — Я ничего не понимаю…

Софи что-то прошептала Иржи, и тот перевел ей суть беседы. Журналистка удивленно покачала головой и попросила Герта убрать камеру.

— Так, может быть, у вас есть брат-близнец? — не унимался Игорь.

— Нет у меня никакого близнеца, — грустно вздохнул профессор. — Ни братьев, ни сестер.

— Говорят, что у каждого есть свой двойник, — философски изрек Иржи, поправляя очки. — Это какое-то мистическое совпадение.

— Ну, тогда извините, Михаил Александрович, — Плахов быстро забрал папку из рук профессора, — придется нам звонить нашему руководству и все выяснять. Мы с вами свяжемся.

— Да, конечно, — закивал головой ученый, обернулся к служанке и попросил по-английски: — Лиз, проводи гостей.

Процессия под предводительством гибкой улыбчивой негритянки в белоснежном фартуке понуро потянулась к воротам. Софи, Герт и Иржи обсуждали казус, с подозрением поглядывая на странных путешественников.

А опера ликовали — они нашли человека, с помощью которого надеялись выйти на след пропавшего Данилова. Теперь они знают адрес профессора и наведаются к нему чуть позже, без лишних свидетелей.

Едва калитка за гостями захлопнулась, добросовестный садовник отбросил в сторону ножницы и подошел к Войцеховскому.

— Странная ситуация, профессор, — на чистом русском языке сказал он. — Вы не находите?

— Вы думаете, это то, чего мы опасались? — Войцеховский с трудом сдерживал дрожь в голосе.

— Боюсь, что так, — кивнул садовник. — Вам надо срочно уезжать.

Микроавтобус летел на страусиную ферму, ловко лавируя по знакомой трассе. Питерская парочка, смирившись с неизбежной, как африканская жара, туристической программой, обсуждала визит к Войцеховскому.

— Ну, чего, Киркоров? Соображения есть? — Игорь уставился в окно, рассматривая голубые эвкалиптовые рощи, которые напоминали картины какого-то импрессиониста, выставленного в Эрмитаже.

— Знает что-то старый пень. — Рогов вперился в затылок компаньона, словно на нем мог прочитать ответ. — Расколем на раз.

— Мей би.

— Только одно меня смущает…

— Что? — Игорь оторвался от созерцания пейзажа и повернулся к товарищу.

— Садовник этот… Я, когда ему руку пожал, все никак не мог понять, что меня насторожило. А потом понял — ладонь…

— Чего ладонь? Волосатая, что ли?

— Не садовник он никакой, Игорь. — Рогов разглядывал свою правую кисть, словно на ней остался отпечаток чужой руки.

— А кто?

— Такие мозоли, как у него, бывают только у тех, кто имеет дело с оружием. Я тебе точно говорю. Помнишь, в Чечне мы по ладоням и предплечьям боевиков вычисляли. Вот у этого садовника такие же мозоли…

— А ты не путаешь, Эркюль Пуаро? — почесал затылок Плахов. — Может, он гитарист.

— Тогда я композитор.

— Или от секатора мозоли. Либо он у этого Войцеховского типа телохранителя. Заодно.

— Может, и так, только я понял одно: надо ухо востро держать с этой компанией. А то как Данилов… на корм крокодилам…

— Мозоль тебе на язык! — Не обнаружив поблизости деревяшки, чтоб постучать по ней, Игорь три раза сплюнул через левое плечо.

Напарник повторил за ним.

Наблюдая эту сцену в зеркальце заднего вида, флегматичный водитель Клаус чуть не пролетел нужный поворот.

— Даш, мы когда на сафари летим? — окликнул Плахов экскурсовода.

— Завтра.

— А сегодня вечером успеем заехать к Войцеховскому?

— Успеем, — вздохнула Даша и тоном строгой учительницы добавила: — Но только после страусиной фермы и ботанического сада.

— Ботанического сада? — встрепенулся Вася, вспомнив просьбу тестя. — Даш, а вы не знаете, там есть растение, которое спирт вырабатывает? Мне бы семян купить или саженцев…

— Никогда о таком не слышала, — удивилась Даша. — Вот там как раз и узнаем.

Пока доблестные офицеры милиции внимали эмоциональному рассказу Даши о яйценоскости страусов, дотошные телевизионщики, разочарованные утренним конфузом, решили проверить полномочия гонцов из Эрмитажа.

На календарике, подаренном Игорем, чех Иржи разглядел номера телефонов музея и сейчас нажимал на кнопки телефона, пробиваясь в Санкт-Петербург.

Его усилия увенчались успехом.