Книга Голос - Доминик Сильвен

Это бред какой-то— мариновать его столько времени. Время от времени заходил полицейский с бумагами под мышкой, делая вид, что совершенно им не интересуется. Но в одном ей не повезло — пьянчужка, частый гость в этой лавочке, кое-что знал о ней. Капитан Мартина Левин. Пьяница слышал разговор полицейских, которые его захомутали и думали, что он в отключке. Ошиблись. Глаза закрыты, но уши-то на месте: он слышал, как они перемывали косточки своей начальнице. Один считал ее хорошим профессионалом, второй— странноватой. Вот еще интереснее: пьяница узнал, что один раз ее чудом откачали. Легавый говорил, что это и случилось, потому что она странная. С этого момента Мендоза начал прислушиваться к болтовне соседа, хотя дух от него шел такой, что мертвецу тошно станет.

— Ее чудом откачали, говоришь, а подробности знаешь?

— Ее нашли совсем съехавшей.

— Где это?

— Ты что, совсем того? Не врубаешься, приятель.

— Я тебя спрашиваю: где ее нашли?

— Да откуда мне-то знать? Не буду же я спрашивать у двух легавых!

— Они оба знали, что она влипла в плохую историю, или один другому рассказывал?

— Оба знали. Но у каждого было свое мнение по этому поводу. Сплетничали, как бабы. Прямо как я, ха-ха!

— Ну, так легче время убить. Уверен, что ты растягиваешь удовольствие, чтобы мы не поцапались. Так ведь?

— Слушай, дружочек. Если ты мне расскажешь, почему под покрывалом ты в чем мать родила, я тебе скажу все, что знаю. Ты что, извращенец?

«Вот не было печали», — вздохнув, подумал Мендоза. Он выдал пьянчуге невероятную историю о гулянке в шестнадцатом округе, о полицейских, ворвавшихся кавалерийским наскоком, и о неожиданном повороте событий в тот момент, когда они тоже стали раздеваться, чтобы вступить в игру. Кончилось тем, что загребли всех, кроме жены и сестры одного министра. А он сам выскочил в окно голышом, чтобы попытаться добраться до своего дома в восьмом округе, а вместо этого напоролся на Левин и ее молодцов. Парень слушал, раскрыв рот. Он все скушал. Мендоза похвастал, что у него на вечеринке было шесть партнерш, причем последняя, самая лучшая, блондиночка, была как две капли воды похожа на Памелу Андерсон. «И откуда я все это взял?» — спросил он сам себя, ухватив пьяницу за вонючую глотку, чтобы тот перестал, наконец, ржать, сосредоточился на нем и закончил свою историю.

— Все, что я знаю, это что она напоролась на какого-то больного, а потом ее нашли догола раздетую на обочине. Она убежала, выпрыгнув из окна. Прямо как ты, смешно, да? Вот я и вспомнил эту историю, когда увидел тебя в наряде для стриптиза. Если вспоминать обо всем, что знаешь, конца бы не было, а, приятель? Ну, расскажи мне еще про блондиночку. Она говорила что-нибудь этакое, пока ты ее обихаживал?

«Обихаживал! Да откуда он взялся, этот болван!» — подумал Мендоза, пытаясь вспомнить диалоги из порнофильмов. Блондинка в мехах, мужик в смокинге, лимузин, морда водителя в зеркале заднего вида. Одна проблема с этими фильмами — в них почти не говорят.

7

— Можно подумать, что вам у нас понравилось.

Упитанный старичок подскочил. Она стоял перед пробковой доской с фотографиями. Под мышкой он держал газету «Франс суар». Ему потребовалось две секунды, чтобы узнать майора, выступавшего по телевизору. Ниже ростом, чем он думал, но синие глаза в жизни еще лучше. Так и сверкают. И загорелый, как индеец, а зубы такие белые. Голубая рубашка в мелкую клеточку, красивый галстук, под бежевой курткой угадывается мускулистое тело. Красота!

— Постовой сказал, что я могу подняться. Но вашего помощника, этого симпатичного молодого человека, на месте нет. И я вошел. Я раньше никогда не видел кабинетов полицейского начальства. Простите.

— Ничего страшного.

— На фотографиях они все такие живые. Наверное, тяжело смотреть на это целый день. Да еще вы работаете допоздна.

— Что вас привело сюда?

— Как я уже объяснял вашему помощнику, я каждый день езжу на метро под красными окнами радиозвезды. Вообще-то я пришел потому, что в газете увидел эту женщину.

— Какую женщину?

— Мы с капитаном Шеффером посмеялись, это и правда смешно, но я действительно ее видел, эту женщину, — сказал он, показывая газету. — Мы оба полные, вот я с ходу и сказал, что это моя сестра-близнец.

«Франс суар» поместила на первой странице фотографию Изабель Кастро с Майте Жуаньи на заднем плане. Брюс внимательно посмотрел на старика.

— Когда вы ее видели?

— Много раз. Она стояла у окна. Когда было жарко.

— Прошлым летом?

— Ну да, прошлым летом. Голова у меня еще в порядке. Было позднее утро. Как раз перед аперитивом у Габи. Я мою палаты в клинике «Неккер», но выпить захожу в бар на правом берегу. Там уютнее, чем в квартале мисс журналистки.

— А женщина?

— Она там стояла и нежилась, в пеньюаре. В одиннадцать утра замечаешь людей, которые не спешат на поезд. Я завидовал этой милой толстушке в черном между красных занавесок.

— А Изабель Кастро, ее вы видели?

— Нет. Я даже не знал, что там живет какая-то звезда.

Квартира Майте Жуаньи занимала пятый этаж небольшого дома без лифта на улице Шемен-Вер. Было девять тридцать вечера. Виктор Шеффер посмотрел на часы, потом взглянул в лицо Алекса Брюса. Тот пожал плечами и сказал:

— Законное время прошло, но все же пойдем.

— Если она нас выгонит, вернемся завтра с утра пораньше. Я их люблю тепленькими, только что из кроватки. Так труднее изворачиваться.

— Что-то мне подсказывает, что она уже давно ждет, чтобы ее расспросили.

— Женщина. Это было бы забавно. В любом случае по-латыни «голос» женского рода.

— Ты никогда не хотел стать кем-то еще, кроме полицейского, Виктор? Учителем, адвокатом, писателем?

— Больше не хочу, Алекс. Я такой, как ты: слишком привязан к реальности.

Она не казалась удивленной. После беглого приветствия посторонилась, пропуская их в просторную комнату, обставленную низкой мебелью, с ковром на полу. На ней был мужской черный махровый халат. Брюс готов бы поспорить — именно его и описал старичок. Сплошные сантименты.

Она села на пуфик, запахнув полы халата. Брюс успел заметить молочно-белую ляжку. Полное, но крепкое тело. Распущенные волосы окружали лицо таким же светлым ореолом, как у Кастро, но более тусклого оттенка. Она зажгла сигарету, жестом предложила им сесть на диван, заваленный золотистыми подушками, с кальяном сбоку. Возле Жуаньи стояли полупустая бутылка белого бургундского в ведерке со льдом и бокал.

Майте Жуаньи посмотрела в окно, где ничего нельзя было разглядеть, потому что уже стемнело; кроме того, горизонт заслоняла кирпичная стена, Брюс подумал, что какой-нибудь художник мог бы нарисовать на ней фреску: например, заполненный пассажирами поезд метро, Жуаньи взяла в руку пульт управления и направила его на телевизор, стоящий на полу.