Книга Роковой перекрёсток - Клод Изнер

— Сколько за него отдали?

— Четыре тысячи девятьсот франков.

— Дороговато. Впрочем, герцог Фриульский не из тех, кто мелочится. А что там с книгой Клемана Маро?[18]

— Ее выставили на торги сегодня во второй половине дня. Если повезет, она достанется мне тысячи за три франков. Что скажете?

— Даю вам карт-бланш.

Черты Кэндзи смягчились, на губах появилось подобие улыбки. Последние несколько недель его редко можно было увидеть в хорошем настроении.

— Ну что, вы мной довольны? — спросил Виктор.

— Вполне.

— Как, и это все?

— Одобрение, выраженное взглядом, гораздо более ценно, чем лестные речи. Жозеф, принесите-ка нам сакэ.

* * *

За окном непрерывным потоком лил дождь. В полумраке спальня напоминала пещеру: едва различимые тени скользили по мебели, по оклеенным обоями стенам. На кровати лежал мужчина и прислушивался к голосам, приглушенным лязгом омнибусов и грохотом проезжающих экипажей. Где-то за стеной плакал младенец. Мужчина зажег керосиновую лампу, встал и вышел. Он вернулся с бутылкой рома и стаканом. Первый глоток обжег горло. Второй согрел. Он почувствовал прилив сил. Алкоголь смягчал гнев и помогал яснее представить дальнейшие действия. Ему стоило немалых усилий обуздать ненависть и справиться с нетерпением. Но он не отступит. Ни за что! Он едва не спятил от железной самодисциплины. И теперь пойдет до конца. Мужчина опустошил стакан и задумчиво уставился на бутылку. Нет, больше он пить не будет, — голову надо сохранить ясной.

Мужчина прополоскал рот мятной водой, подкрутил усы и тщательно разгладил седеющие бакенбарды. Казалось, он наконец сбросил оцепенение. Скоро все кончится. Она сполна заплатит за пять лет страданий и одиночества, которые он пережил по ее милости. Он сел за стол. Все продумано до мелочей, его никто не заподозрит. Единственный свидетель плавает в бочке с дешевым вином.

— Все, начинаю новую жизнь, — пробормотал мужчина себе под нос, окинул взглядом пачки визитных карточек и конвертов и улыбнулся: — Теперь главное — детально следовать плану. Мне повезло, все сложилось — лучше некуда. Если даже у ищеек достанет ума и проницательности что-нибудь разнюхать, их расследование пойдет так, как я его направлю.

Звук собственного голоса придал ему сил. Он разложил на столе план Парижа, где были отмечены многочисленные цветочные лавки в Пятом, Девятом и Восемнадцатом округах, откуда последние восемь дней ей по его заказу доставляли охапки красных роз. Шестнадцатого ноября 1886 года эта шлюха обобрала его, выгнала и унизила. Послезавтра он ей все припомнит. Он заказывал розы каждый раз в другой лавке, аккуратно оплачивал и всегда менял внешность так, чтобы ничем не выделяться из многоликой толпы. Его никто не запомнит. Сегодня он сделает заказ в цветочной лавке на улице Обер. Сойдя со сцены, она получит букет, и, польщенная, наклонится, чтобы понюхать цветы. А потом увидит записку.

Мужчина оделся, взял карточки с конвертами. Он и сам пока еще не знал, как все обстряпает. Вдохновение обычно приходило к нему по ходу дела. На часах 18:15. Он внимательно оглядел улицу. Двое слуг болтают у ворот. Маленькая девочка прыгает на одной ножке вдоль канавы, прижимая к груди стопку книжек. Накрапывает дождь. Он надвинул шляпу на лоб и поднял воротник серого пальто. Надо придумать, как вывести пятна с рукава.

Он пошел вниз по улице, не заметив притаившегося за углом молочной лавки невысокого толстенького господина с густой бородой, в котелке и поношенном сюртуке.

На улице Обер можно было встретить кого угодно: гризетки, журналисты и счетоводы приступом брали омнибус. Человек в сером пальто шел напролом сквозь толпу. Он толкнул входную дверь транспортной конторы. Круглые газовые светильники заливали помещение голубоватым светом. Посетители, удобно устроившись в просторных кожаных креслах у покрытых зеленым сукном столов, писали заказные письма. У дальней стены стояла модель парохода. При взгляде на нее сразу хотелось уехать далеко-далеко. Мужчина подошел к стойке, рассеянно пролистал красочную брошюру судоходной компании и сел в первое же освободившееся кресло рядом с металлической чернильницей. Выложив перед собой карточки и конверты, он задумчиво покусал кончик перьевой ручки и написал: «Шлю эти пурпурные розы золотой девочке, баронессе де Сен-Меслен в память о Лионе и былых моментах счастья». Немного помедлил перед тем, как поставить подпись, потом вывел красивым округлым почерком: «А. Прево»,[19]вложил карточку в конверт и надписал адрес: «Мадам Ноэми Жерфлер, театр „Эльдорадо“, бульвар Страсбург».

Невысокий толстенький господин стоял у входа в транспортную контору, не обращая внимания на дождь, и делал вид, что внимательно изучает тарифы, указанные в выставленных на витрине красочных брошюрах. Его глаза навыкате были такими светлыми, что их можно было принять за бельма. Господин не сводил пристального взгляда со спины человека в сером пальто. Тот запечатал конверт, встал и вышел на улицу Комартен. Невысокий господин нырнул следом в людской поток, время от времени по-воробьиному подпрыгивая, чтобы не упустить человека в сером пальто из виду. Они миновали ярко освещенное кафе, где сингальцы в тюрбанах и белых набедренных повязках ловко лавировали между плетеными столиками, за которыми сидели парижские модницы. Человек в сером пальто зашел в цветочную лавку. Его преследователь остановился возле фонтанчика с питьевой водой, откуда ему было прекрасно видно, как человек в сером пальто указывает продавщице на красные розы, протягивает ей конверт и деньги и выходит. Невысокий господин подождал, пока тот удалится на достаточное расстояние, и зашел в лавку.

* * *

Купив Маро, Виктор зашел поужинать в прокуренную закусочную с витражными окнами. Уходя оттуда, он взглянул на светящиеся стрелки карманных часов: половина седьмого. Спектакль начинается в восемь.

Подвыпившие гуляки толпами бродили по бульвару, время от времени забредая в ярко освещенные увеселительные заведения. Заманчиво сверкали вывески: кружка пенистого пива, серебряная вилка, красные и зеленые бильярдные шары. Тысячи пар ног топтали блестящую после дождя мостовую, извозчики были нарасхват. Зажатая со всех сторон другими экипажами, двухместная карета, пытаясь выбраться из этой давки, обдала прохожих грязной водой из водосточной канавы.

Освещенный подъезд театра «Эльдорадо» был виден издалека. В его крытой галерее собралась самая разношерстная публика: солидные горожане, продавщицы, рабочие, студенты. Подойдя к билетной кассе, Виктор заметил Станисласа и Бланш де Камбрези: он был во фраке, солидный и представительный, она куталась в меха и казалась немного располневшей. Вот уж кого он не ожидал увидеть тут, среди простого люда. Виктор пробрался на галерку и сел во второй ряд.