Книга Акула пера - Светлана Алешина

Наконец он рубанул ладонью по краешку стола и сказал в трубку:

— Короче, жду тебя сегодня в час! Мы вместе пойдем к Паницкому, и ты сам ему все это расскажешь, договорились?.. Не-ет, дорогой, я за тебя отдуваться не намерен! Все, разговор закончен! В час у меня!

Он положил трубку и слегка обиженно посмотрел на меня.

— Во люди, а?! — произнес он, словно призывая к сочувствию. — Палец в рот не клади — отхватят по самый локоть… А вы ко мне?

— Если вы — Толубеев, то к вам, — сказала я.

— Толубеев Дмитрий Петрович, — подтвердил хозяин кабинета. — А вы кто?

— Бойкова Ольга Юрьевна, — представилась я. — Из газеты «Свидетель».

В глазах Толубеева блеснула искорка интереса.

— А-а, так это насчет вас звонили с проходной! — пробормотал он и тут же осторожно спросил: — И что же привело вас ко мне, уважаемая?

— Хочу получить справку об одной вашей сотруднице, — объяснила я. — О той, которая недавно попала под машину, — о бухгалтере Самойловой.

На холеном лице Толубеева появилось чрезвычайно удивленное выражение.

— Тут какое-то недоразумение! — с легким смешком сказал он. — Никто из моих сотрудников под машину не попадал! Это уж совершенно точно! И, кроме того, как, вы сказали, фамилия той, что вы ищете, — Самойлова? У нас нет бухгалтера с такой фамилией!

— Вы уверены? — разочарованно спросила я.

— Головой ручаюсь! — без колебаний ответил Толубеев.

По всему было видно, что он говорит правду, да и зачем ему было врать? Без особой надежды я попыталась зайти с другой стороны.

— Возможно, Самойлова не бухгалтер, — сказала я. — Возможно, просто конторская служащая…

— Я знаю всех служащих, — уверенно заявил Толубеев. — Среди моих нет Самойловой… А где вы вообще ее откопали и почему решили, что она наша?

— Она сама так отрекомендовалась, — сказала я. — В истории болезни в графе «место работы» записано: Второй хлебозавод, бухгалтер… Такая маленькая женщина с короткой стрижкой и въедливыми глазками. Голос у нее крайне неприятный. И она охотно и часто идет на скандал…

Толубеев слушал меня, озадаченно перекатывая в ладонях шариковую ручку. Вдруг взгляд его прояснился, он бросил ручку в стаканчик для карандашей и откинулся на спинку кресла.

— Я, кажется, понял, о ком идет речь! — заявил он и посмотрел на меня с некоторой иронией. Потом Толубеев сложил губы в брезгливую гримасу и согласно кивнул.

— Ну да, Татьяна Михайловна! Припоминаю, именно так ее и звали, — сказал он. — Но если вас интересует она, зачем вы пришли к нам?

— Да я же объяснила: она указала место работы — хлебозавод! — ответила я. — Куда же я должна была идти — в библиотеку?

Толубеев долго оценивающе разглядывал меня, а потом изрек:

— И чего же вы ожидаете от меня?

— Ну, поскольку Самойлова вам все-таки известна, — сказала я, — то хотелось бы услышать, что она за человек…

— Плохой человек, — убежденно произнес Толубеев.

— А конкретнее?

На лице Толубеева опять появилась проницательная улыбка.

— Послушайте, меня на такие штучки не возьмешь! — заявил он. — Идите к директору. Только сомневаюсь, что он захочет с вами откровенничать. Нам не нужна популярность подобного рода. От этого страдает репутация предприятия.

— Да не нужна мне ваша репутация! — с досадой сказала я. — У меня своих проблем хватает. Неужели трудно понять, что я пришла к вам по конкретному вопросу?

— Ну, хорошо. У меня мало времени, — сказал Толубеев. — Репутация нашего завода безупречна. Если вы попытаетесь лить грязь, будете разбираться в суде, это я вам обещаю!

— Клянусь, я ни строчки не собираюсь писать о вашем драгоценном заводе! — пообещала я. — Но вы можете хоть слово сказать о Самойловой? Ведь это просто смешно!

— Мне не очень, — возразил Толубеев. — Самойлова не имеет больше к заводу никакого отношения — я настаиваю на этом! Примерно три года назад она была уволена. Между прочим, с тех пор поменялось руководство почти полностью. К управлению пришли новые люди!

— Я вам верю. Но Самойлова — она что-то натворила? — спросила я.

— Ну, не просто так ее уволили! — откликнулся Толубеев. — Были вскрыты серьезные нарушения, злоупотребления служебным положением… Не одна Самойлова, а ряд работников… Но мы ото всех решительно избавились. Как говорится, сорную траву с поля вон! Правда, желая избежать огласки, решили ликвидировать конфликт мирным путем: ущерб взыскан рабочим порядком, а увольнения произведены с формулировкой «по собственному желанию»… Понимаете теперь? К чему нам ворошить прошлое?

— Не собираюсь ворошить вашего прошлого, — еще раз заверила я. — А Самойлову тоже уволили по собственному желанию?

— Разумеется. Какой смысл был с ней возиться? В принципе, она была мелкой сошкой, хотя и весьма противной. Вы правильно сказали: она постоянно нарывалась на скандал. Здесь она чувствовала себя в своей стихии. Но ей тоже дали по рукам.

— Понятно, — кивнула я. — Значит, в отличие от завода в целом, у бухгалтера Самойловой репутация не очень?

— У бывшего бухгалтера, подчеркиваю! — сказал Толубеев.

— Конечно, — согласилась я. — Значит, уже три года как от Самойловой избавились? А вы случайно не знаете, куда она потом устроилась?

Толубеев посмотрел на меня почти надменно.

— С какой стати? — возмущенно сказал он. — Я не поддерживаю с ней отношений, как вы догадываетесь!

— Разумеется, — сказала я. — Но, может быть, какие-то слухи…

— Уважаемая! — с превосходством произнес Толубеев. — У меня нет ни времени, ни охоты гоняться за какими-то слухами! Мы здесь занимаемся делом. Судьба профнепригодных работников нас не интересует. Кстати, за эти три года в бухгалтерии сменился кадровый состав полностью — поэтому Самойлову никто не помнит. Я единственный, потому что участвовал в разгребании того конфликта… Теперь вы удовлетворены?

— Не очень, — призналась я. — Была надежда узнать о Самойловой поподробнее… Но на нет и суда нет! Извините за беспокойство. Я, пожалуй, пойду.

Это так понравилось Толубееву, что он даже слегка подобрел.

— Рад был вам помочь, — доверительно сказал он. — Но, простите, нечем. Все, что я знал о личности этой дамы, я вам выложил. А больше мне сказать нечего — сами понимаете, мы с ней были по разные стороны баррикад… Да и потом, масштаб этой личности не мог вызвать к ней особого интереса — так, вздорная бабенка, жадная до денег…

— Ну, до денег мы все жадные, — с улыбкой заметила я.

Толубеев не принял шутку. Сделав значительную мину, он совершенно серьезно возразил:

— Вот тут вы не правы! Для меня главным является прежде всего дело! А деньги — что ж, они только требуют к себе разумного отношения.