Книга Генеральские игры - Сергей Донской

Ну не бараны ли, а? Впрочем, Ворону безразлично, чьи деньги брать, лишь бы платили, и ему платят, щедро платят, ой как щедро. Благословенные времена. Не то, что раньше, когда приходилось заботиться о пропитании своих волков самому.

В ту пору подобные налеты на поезда были обычным делом для отряда Черного Ворона. К составу подгоняли «КрАЗы» и перегружали в них все, что попадалось под руку: баулы со шмотками, продовольствие, видеотехнику, даже постельное белье – все, что могло пригодиться во время зимовки в горах. Работали, разумеется, не сами боевики, а пленные русские солдаты, которые настолько смирились со своей ролью, что их уже не требовалось держать под прицелом. Но эти привольные времена прошли, теперь все было по-другому. С одной стороны, подобные набеги сделались попросту опасными. С другой стороны, необходимость в них давно отпала, хвала Аллаху и западному миру… до которого очередь дойдет позже. Годика через два-три у них там каждый день будет одиннадцатого сентября, а пока пусть пожируют, умники. Чем тучнее стадо, тем слаще его рвать на куски, тем проще. Усмехаясь, Ворон зашагал вдоль состава, с удовольствием прислушиваясь к тому, как гравий скрежещет под его новехонькими ботинками с высоким берцем. Обувь ладная, легкая, с усиленной подошвой, чтобы без помех по горам лазить. Американцы в такие ботиночки своих десантников нарядили, когда те в Афганистане в войну играли, но и братьев-чеченцев не забыли, уважили. А камуфляж на воинстве Ворона – турецкий, выгодно отличающийся от русского и по рисунку, и по качеству ткани. Молодцы иностранцы. Не дают захлебнуться освободительной борьбе чеченского народа. Знай себе постреливай, жги, взрывай, режь. Об остальном спонсоры побеспокоятся.

Согнав улыбку с лица, Ворон остановился возле открытой двери вагона, в тамбуре которого Нахим по-походному пользовал сухопарую проводницу с растрепанной шевелюрой интенсивно-морковного цвета.

– Уймись, эй, – крикнул он строго. – Не время кочан греть.

– Да погоди ты, – пропыхтел соратник, двигая тазом с удвоенной энергией. – Уже кончаю… Ы-ых… Ы-ых…

– Может, потом додрочишь? – предложил Ворон, не сводя выпуклых маслянистых глаз с проводницы, которую при каждом толчке сзади подбрасывало на цыпочки.

Она попыталась заискивающе улыбнуться, хотя на губах ее не было ни кровинки. Ее трусы, возможно самые дорогие, самые нарядные, давно съехали на пол, превратившись в грязную тряпку под подошвами усердствующего Нахима. А он по-прежнему не глядел на своего командира, как дорвавшийся до сучки пес.

– У тебя плохо со слухом? – спросил Ворон, подмигивая проводнице.

– Э, русского в вагоне все равно нет, мы под каждую полку заглянули, – раздраженно сказал Нахим, который из-за вмешательства командира никак не мог закончить начатое. – Можно позволить себе немножечко расслабиться.

– Ты уверен?

– Уверен. Нет русского. Он в другом вагоне едет.

– Не о том разговор. Ты уверен, что можешь немножечко расслабиться? – спросил Ворон, изготавливая к стрельбе висящий на плече автомат.

Проводница задергалась, как припадочная. Выглядывая поверх ее плеча, Нахим нервно попросил:

– Послушай, убери своего «красавчика», а?

– Ты ведь слышал, что тебе было велено уняться, правда?

– Слышал, слышал, – буркнул Нахим, отстраняясь от проводницы, которая, скрючившись у стенки, занялась своей задранной и перекрученной сикось-накось юбкой. – Тебе эту козу жалко стало? Забирай ее, раз так. Другую себе найду.

Это было произнесено нехорошим, почти дерзким тоном. Понятное дело, в настоящий момент помощник не головой думал, а совсем другим местом, причинным. Можно было бы его понять, войти в его положение… Если бы не десятки наблюдающих за командиром глаз. Не зря воины Аллаха называют себя волками, они волки и есть. Каждый только и ждет, когда вожак стаи оплошает, чтобы попытаться занять его место.

– Ой, мамочки, – заблажила проводница, уловившая внезапную перемену в устремленном на нее взгляде чернобородого мужчины с автоматом. Только что он глядел на нее чуть ли не с симпатией, а теперь его глаза превратились в две черные дыры, излучающие жажду убивать.

Только Нахим за ее спиной еще не понял, что должно произойти с секунды на секунду. Высокий, в тщательно подогнаном камуфляже, подпоясанный пулеметной лентой, он поднял руки в примирительном жесте:

– Хватит, брат. Больше не повторится.

– Не повторится, – подтвердил Ворон и, оскалившись, дал длинную очередь с бедра, не позволяя задергавшемуся стволу задраться к небу.

Крашеную проводницу прошило пулями первой. Держась за расстегнутую форменную юбку, она повалилась на своего насильника, содрогаясь при каждом попадании, как будто через нее пропустили ток высокого напряжения. Ее блузка моментально превратилась в кровавые лохмотья. Из груди Нахима тоже полетели кровавые ошметки, затем лопнула голова, содержимое которой выплеснулось на стены тамбура.

– Ага! – вопил Ворон. – Ага-га!

Внезапно автомат в его руках сухо щелкнул и смолк. Понятное дело, увлекся, разрядил сразу все патроны, которые оставались в магазине. Ничего, это поправимо. Вскинув автомат дымящимся дулом вверх, Ворон сунул в подствольник гранату и повел налившимися кровью глазами по сторонам. Всякий раз, когда ему приходилось убивать, он чувствовал себя так, словно нажевался дурманящего наса, смешанного с известью. В венах бурлило, в груди бухало, в глотке першило от невероятной сухости.

Боевики, привлеченные выстрелами, высовывались из вагонов, некоторые даже спрыгивали на насыпь, желая разобраться в причинах пальбы.

– За дело, вы! – хрипло проорал Ворон, поводя стволом из стороны в сторону.

Ему подчинились беспрекословно. Даже самые свирепые волки понимают, когда разговариваешь с ними на языке силы.

Ворон перевел взгляд на парочку перетрусивших напарников Нахима, выскочивших в залитый кровью тамбур, и показал повелительным жестом: спускайтесь. Если Чакина в вагоне нет, то и боевикам там делать нечего. Тоже, небось, взялись пассажирок трахать, щенки. Их счастье, что Ворон сегодня добрый. Не совсем, конечно. Почти.

Он посмотрел на вагон. Свесившаяся из тамбура голова проводницы была уже не морковной, а красной, как клюквенный сок. С ее волос сбегали струйки крови, моментально чернеющей на горячих камнях. Внутри вагона нарастал тревожный гул человеческих голосов, в котором угадывались женские причитания и пронзительные детские возгласы. В окнах маячили перекошенные белые лица, но как только Ворон отошел на пару десятков метров и опустился на одно колено, не выпуская автомат из рук, лица исчезли, как будто их корова языком слизала.

– Боитесь? – пробормотал Ворон. – Правильно делаете, что боитесь. Вас в раю никто не ждет, неверных.

Он любовно погладил свой подствольный гранатомет с маркировкой «ГП-25». Хоть и весит почти полкило, а таскать его на себе одно удовольствие. Незаменимая вещь. По прямой бьет на четыреста метров, разлет осколков шагов двадцать, причем подствольные гранаты взрываются от удара, а не как ручные, срабатывающие через 3–4 секунды после снятия чеки. С виду гранатомет неказист: просто небольшая трубка со спусковым крючком и предохранительной скобой. Имеется и прицел, но Ворон запросто обходится без него, насобачился. Захочет – по прямой шарахнет, захочет – пустит снаряд по навесной траектории. Умеет гранату в форточку зашвырнуть, умеет через крышу пятиэтажного дома перебросить. Он, Ворон, не какой-то там сопливый мальчишка, он воин Аллаха.