Книга Возвращение в Сокольники - Фридрих Незнанский

– А я про что? – сразу нашелся Грязнов. – Я именно про компенсацию… Хотя против Ирины, честное слово, никогда ничего за душой не имел. И не имею. Но, Саня, не тебе говорить, что чужая душа – всегда потемки. Как это в кино у Чехова, а?

– При чем здесь кино?

– Ну этот… медведь который. Как он? Посмотришь, говорит, кисея, эфир, полубогиня, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил! А? И ведь точно! Поэтому ты не раскисай. Я ж тебя как облупленного знаю. Ты всегда брал на свои плечи лишнее! Зачем? Да принцип у тебя такой! Может, он и неплохой, этот принцип, но это когда ты сам молод и у тебя еще все спереди, как говаривал Семен Семеныч. Не забыл старика Моисеева? То-то! А он что утверждал? Что в жизни надо довольствоваться необходимым! Так на фига лишнее?

– Ну, положим, другой не менее умный еврей сказал, что он в жизни вполне может обойтись без необходимого. А вот без лишнего – ну никак.

– Это кто ж такой?

– Поэт Светлов. Но если тебе, Славка, так близок принцип Семена Семеныча, извини, на хрена тебе какой-то супер-пупер-автомобиль? Есть же служебный джип. Есть «форд» с мигалками. Своя «девятка» который год в ракушке стоит! Объясни, зачем еще? Не понимаю.

– А ты и не поймешь. Вот когда увидишь, да, может, за руль сядешь, если я еще разрешу, вот тогда ты все, Саня, сообразишь! А также поймешь, что если бы ты не был таким прямолинейным простаком, то и сам катался бы на такой же.

– Грязнов, таможня мзды не берет, ей за державу обидно!

– Слышали. Отсталый ты человек, друг мой старый… А кстати, вот ты у Кости обронил нечто насчет совести и прочего. Ты, скажи, это что – всерьез?

– Если бы я тебя тоже не знал долгие годы, сейчас бы послал подальше и попросил больше мне не звонить.

– Ах, какие мы гордые! Какие недоступные! Ладно, не бери в голову. Я тебя понимаю, может, лучше других. Но все равно предостеречь обязан. И вообще, мне кажется, ты в последнее время стал что-то скрывать от своих товарищей. Нет? Ошибаюсь? Не слышу ответа, господин «важняк»!

– Всему свое время, Слава.

– Ну смотри, тебе виднее. Вообще-то со своими всегда легче, дружище. Так не забудь, черкни себе на ладошке: в пятницу от трех до пяти народ съезжается. Еще будет большой бильярд!

– Что, и это купил? – Турецкий знал, что Грязнов давно уже мечтает купить бильярдный стол – настоящий. Даже сказал, что отдельную комнату на своей Енисейской под него выделит. Купил-таки, значит.

– А то! – воскликнул Грязнов.

– Ну все теперь, – вздохнул Турецкий. – Работа побоку. Главное, грамотно шары катать. Во всех смыслах.

– А вот тебе фиг! Все равно не обидишь. Привет!

Едва опустил трубку, затрезвонил внутренний аппарат.

– Александр Борисович? Это вас беспокоит Света, я временно замещаю Клавдию Сергеевну. Вы на месте?

– Послушайте, Света, – слегка закипая, начал Турецкий, – вы куда звоните?

– В кабинет старшего следователя Александра Борисовича…

– А если вы звоните и я снимаю трубку, то где я должен еще находиться? Вы иногда думаете, о чем говорите?

– Думаю… иногда… – совсем растерялась девица.

– То-то и оно, что иногда. Так что от меня хочет Константин Дмитриевич?

– Он просил передать… сказать… что если вы будете у себя, то чтоб зашли.

– Ну что ж, видите, Света, вот вы и сформулировали! Хорошо, я сейчас зайду.

«Твою мать… – усмехнулся вдруг. – Это ж надо, какой народ пошел!»

Когда он вошел в приемную, девица от избытка почтения, видно, даже привстала и проводила его взглядом в дверь Меркулова.

– А, ты здесь еще? – отрываясь от компьютера, устроенного на приставном столике, спокойно произнес Меркулов. – А я думал, уже третий сон смотришь…

Турецкий взглянул на экран монитора и увидел английский текст.

– А, Саня? – кивнул на экран и Меркулов. – Как тебе техника?

– Как все на свете, – равнодушно пожал плечами Турецкий. Без очков прочитать мелкий текст он не мог, значит, это было для него лишнее. – Чем занят?

– Ты только не смейся, – смущенно сказал Меркулов, – вот, на старости лет повторяю то, что когда-то небрежно изучал в университете. Вспоминаю послелоги!

– Скажите на милость! А зачем?

– Да вот, понимаешь… – Что-то Меркулову было неловко. – Это, собственно, не моя идея. Леля просила… Она ж у меня, по сути, ни разу толком не бывала за границей. Хотим теперь…

– В Англию, что ль?

– Не-ет! Бери выше!

– А-а-а-… – понимающе протянул Турецкий. – В Штаты намылились!

– Что у тебя плоская какая-то фантазия, Саша? Сигаретка есть?

– Есть, но тебе не дам. Да ты и курить мои не станешь.

– Дай, не будь гадом, – поморщился Меркулов. – И огонька, если не жалко. – Он затянулся, задумчиво выпустил в потолок струйку дыма и продолжил: – В Бразилию собираемся. Там скоро начнутся карнавалы. Видал по телику? Чудо из чудес. Хоть на старости лет взглянуть!…

– Ну ты даешь! Предлоги-послелоги, английский язык! Карнавалы! Поди, еще пляжи, мулатки всякие, да? А на хрена, пардон, тебе английский?

– Так ведь на нем же весь мир болтает!

– Может, оно и так, но в Бразилии, насколько я слышал, предпочитают все-таки португальский. Причем с бразильским уклоном.

Меркулов поморщился:

– Да ну тебя! Там и по-английски говорят…

– Нет.

– Ну ты это брось мне баки забивать, – недовольно сказал Меркулов. – Леле же в турагентстве четко сказали. Английский. Они знают. Бывшая же английская колония.

– В том-то и дело, что португальская, Меркулов! – рассмеялся Турецкий.

– Да ладно тебе, умник! Больше всех знаешь. Ничего, поймут и английский, если понадобится…

– Они-то, может, и поймут, да ты что поймешь сам? Мулатки, пляжи. Что ты скажешь своей мулатке? Гуд-бай, беби?

– Ничего, что-нибудь пойму, Саша. Не первый раз в несознанку идти. Что-нибудь, а пойму! Да и потом, не решил я еще: ехать, не ехать. Хотя, знаешь, мне, честно говоря, так уже тут все осточертело! Все-таки наши дети значительно счастливее нас. Мы привыкли с тобой за идею бороться, идти до конца. А они твердо знают, для чего жить надо.

– И для чего?

– Для жизни, для себя. Ездить в Бразилию или не в Бразилию, куда угодно. Видеть мир. Растить таких же детей. Эх! Мне бы сейчас лет на тридцать поменьше! Я бы таких дел наворотил, Саша! Бросил бы к черту всю эту прокуратуру, занялся бы каким-нибудь нужным делом…

– Ну и кто тебе мешает заняться этим теперь?