Книга Сокровище двух миров - Ольга Вольска

– Брат Захарий знал о том, кто такой на самом деле брат Андрей? – прервал настоятеля Виктор, стремясь подтвердить все крепнущие подозрения.

– Не имею права раскрывать тайну исповеди, – уклончиво вывернулся игумен.

– Значит, знал… – Байкер поскреб заросший щетиной подбородок, делая мысленную пометку: стребовать со Златы по возвращении молока за вредность, ну или хотя бы прибавку к жалованью на лишнюю бутылку пива. – И это, нам бы тело посмотреть… Так, для проформы…

– Вас разместят в гостевом флигеле, – сменил тему отец Никифор. – К телу проводят. Поскольку ужин вы пропустили, зайдите на кухню, вас накормят. – Настоятель сделал движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.

Выходя из кабинета, Радислава различила удаляющиеся по коридору шаги. Человек, весь их разговор тихонько простоявший под дверями настоятельской кельи, спешил ретироваться, дабы остаться неузнанным. Оборотничка саркастически хмыкнула. Глаза и уши можно обмануть, но не нос. Никуда любопытный шпион не денется, ибо она легко опознает его по запаху. Но сначала действительно нужно поесть.

Брат Юлиан поспешно удалялся от дверей кабинета отца настоятеля, на ходу перебирая четки и раскладывая по полочкам полученную информацию. Значит, брат Захарий был дружен с покойным, более того, знал о некоторых его, гм, особенностях… Это открывало профессу совсем другую картину и иные возможности поиска. Хотя келью он все-таки осмотрит, а потом наведается к угрюмому монастырскому резчику… Думается, им найдется о чем поговорить.

Короткие августовские сумерки все уплотнялись, перетекая в темно-серую питерскую ночь. Легендарные белые ночи уже миновали, но настоящая темнота еще не успела обосноваться на своем законном месте. Провожатый, молоденький монах, сначала приведший их в часовню к гробу покойного, а теперь сопроводивший до флигеля, деликатно попросил странноватых гостей как можно скорее погасить освещение в комнате. Те лишь пожали плечами, мол, надо так надо. Радислава и без того прекрасно видела в темноте, а Виктору было все равно.

Возле дверей отведенной им комнаты они вдруг столкнулись с братом Юлианом. Иезуит, коротко отрекомендовавшись, пожелал своим соседям по флигелю спокойной ночи, бросив мимоходом:

– Держите свою напарницу на коротком поводке, сегодня все-таки полнолуние, – и с гнусной ухмылочкой скрылся в своей комнате, даже не подозревая, какой неприятности избежал своим проворством.

Радислава разжала пальцы на запястье Виктора лишь минуту спустя, когда байкер понял, что вырываться бесполезно. Тяжелый метательный нож рыбкой скользнул обратно в рукав.

В комнате оборотничка устало плюхнулась на одну из кроватей и вынула квиддеру из футляра. Мужчина, опершись о спинку кровати, глядел на худенькую девичью фигурку, теряющуюся в полумраке.

– Ничего страшного не произошло, – вздохнула менестрель. – За все прожитые годы и не к такому привыкаешь…

– Извини, но я как-то не намерен привыкать к тому, что мою любимую оскорбляет всякая иезуитская дрянь, – огрызнулся Виктор, машинально потирая запястье.

Радислава молчала, подкручивая колки и вслушиваясь в звучание струн. Каждый звук – маленькая жизнь… И лишь все вместе, сплетаясь в созвучие, они создают единый поток, который сначала струится по капле, а потом льется все сильнее, превращаясь в полноводную реку: врывается в пересохшее русло, возрождаясь и возрождая. Оборотничка замерла, прислушиваясь к себе. Луна, заглянув в окно, высеребрила рассыпавшиеся по плечам волосы. Менестрель тронула струны, исполнила замысловатый перебор, осталась довольна и задумчиво обхватила корпус квиддеры, глядя перед собой, будто что-то вспоминая. Тогда тоже был вечер… И музыка, за которую она так и не отблагодарила его, пусть Виктор и играл тогда исключительно показухи ради. Пальцы сами собой прижали нужный аккорд, роившиеся в голове слова сложились в напевные строки, а голос стал еще одной струной:

Сияя тусклой позолотой,

Мольбой безмолвною крича,

Она с отчаянной охотой

Мечтала смертной стать гарротой,

Сестрой скрипичного ключа.

Уже давно, в тиши музея,

Она ленилась петь и жить,

Забыв, что каждый день глазея,

Как будто в стенах Колизея,

Мечтали люди ей служить.

Ее изящная фигура

Блюла себя сквозь сны и мари,

Волнуя сердце балагура,

Рождая поцелуй Амура,

Но, помня руки Страдивари,

Подобно копьям божьей рати,

Ее смычок бывал остер,

Ведь, звук и дух сплетя так кстати,

Ее родню создал Амати,

Но кто-то бросил на костер.

Ее считали высшим вкусом,

Елеем и росой с небес,

А нарекли потом искусом,

Нечистой похоти укусом,

Что миру дал коварный бес.

О, как она когда-то пела,

Прекрасней трели соловья,

Она рыдала и кипела,

Кровь на струне ее алела,

Твоя… А может, и моя…

Ее теряли… Находили…

Дарили милости взамен,

Как будто женщину, любили,

Но позже душу в ней убили,

Витрины обрекли на плен.

Она впитала дух веков,

Волненье жизни, запах гари,

Раба, но вечно вне оков,

Творенье муз, дитя богов,

Простая скрипка Страдивари…

– Спасибо! – шепнул Виктор, наконец-то сумев проглотить застрявший в горле комок. – Это настоящее волшебство!

Менестрель отблагодарила его выразительной улыбкой. И вновь все затихло. Радислава продолжала сидеть с квиддерой в руках, не в силах оторвать взгляд от паутины лунного света на полу.

– Что, и спать с ней в обнимку будешь? – ехидно осведомился байкер минуту спустя, пытаясь хоть как-то разбить повисшую в воздухе тревожную тишину.

– Ага… – рассеянно откликнулась Радислава, все так же глядя в одну точку и машинально поглаживая выпуклый бок квиддеры.

Кровать скрипнула и просела под тяжестью еще одного тела. Менестрель не удержала равновесия и привалилась к плечу оружейника.

– А как же я? – с наигранной обидой возмутился он, сгребая оборотничку в охапку вместе с инструментом. – Мышка, не сердись. Одному мне холодно и одиноко…

– Ей тоже, – фыркнула Радислава, осторожно укладывая инструмент на кровать и любовно проводя пальцем по лакированному боку. – Мне проще ее согреть, а ты вон какой здоровый.

– Хорошего человека должно быть много, – иронично хмыкнул Виктор, откидываясь на подушку и увлекая за собой подругу.

В коридоре скрипнула соседняя дверь. Оборотничка мигом встрепенулась, вывернулась из рук байкера, скатилась на пол и на четвереньках кинулась к двери. Замерла, прислушиваясь к крадущимся шагам. Хлопнула внутренняя, а затем и входная дверь.