Книга Наперегонки со смертью - Андрей Воронин

— Товарищ старший прапорщик во время несения службы нашим взводом выпил, наверное.

— Что ты гонишь, сука?! — завопил Власовчук, и Банда, отпустив сержанта, бросился к нему, скривив лицо в страшной гримасе:

— Заткнись!.. А ты продолжай! — снова повернулся старлей к Мордовину.

— Ну, по дороге ехал этот… Товарищ гвардии старший прапорщик выбежал из ворот, давай останавливать машину…

— А он не остановился на мои требования!.. — снова начал доказывать что-то Власовчук, но осекся, наткнувшись на страшный взгляд Банды.

— Что было дальше?

— Товарищ старший прапорщик схватил гранатомет — и давай пулять из него. С третьего раза положил…

Банда медленно-медленно начал поворачиваться к Власовчуку.

— Мордовии, кто в это время находился на посту на внешнем охранении?

— Рядовой Павлытько, товарищ гвардии старший лейтенант.

— Павлытько, ко мне!

— Я!

— Из машины стреляли? — старлей не сводил глаз с прапорщика, испепеляя его взглядом.

Рядовой буквально на мгновение замялся, но этого хватило, чтобы Банда снова сорвался на крик:

— Стреляли, твою мать, или нет, я спрашиваю?

— Никак нет, товарищ гвардии старший лейтенант!

— Ты рассмотрел, кто ехал в машине?

— Так точно!

— Кто?

— Семья ихняя ехала… Наверное… Там же полная машина была — дети, бабы… Тряпья всякого…

Баран на крыше лежал связанный…

— Чего от них хотел прапорщик?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант… Ну он кричал что-то такое типа: я знаю, что ты духанщик… Вот…

— Точнее!

— Я не слышал…

— Не трынди! Отвечай!

— Ну… Водки просил…

Власовчук аж попятился, видя, как медленно и неотвратимо, словно танк, надвигается на него Банда, переполненный жуткой, нечеловеческой яростью.

— Так ты, значит, еще не напился, гад? Тебе мало было? Догнать хотелось? И за это — по детям из гранатомета, значит? Так?

— Сашка, ты чего? Ты — серьезно? — забормотал перепуганный прапор, упершись спиной в стену из мешков. Дальше отступать было некуда, и Власовчук прямо на глазах стал как-то ненатурально съеживаться, тем больше, чем ближе подходил к нему Банда. — Сашка, я же «духа» подстрелил!

Бондарович встал перед ним, несколько секунд пристально, будто прицеливаясь, смотрел прапорщику в глаза и вдруг резко вскинул руки. Власовчук съежился и прикрыл лицо руками, ожидая удара, но Сашка вместо этого схватил его за погоны и сильно рванул, с мясом оторвав.

— Сука! — страшно прошипел старлей, швыряя погоны в лицо перепуганному прапорщику А потом Банда стал пятиться, не спуская глаз с Власовчука. Солдаты расступались, освобождая ему путь, и постепенно образовался живой коридор длиной метров в пять, на одном конце которого стоял Банда, а на другом спиной к стене — Власовчук.

— Именем Правительства Союза Советских Социалистических Республик… — начал Банда тихо-тихо, и сразу же на блокпосту повисла мертвая тишина, как будто в преддверии чего-то ужасного. — За мародерство, за преднамеренное убийство мирных жителей, за грубое нарушение всех правил и принципов советского воина-интернационалиста…

— Сашка, да ты что?! — ужас в глазах прапорщика был поистине животным.

— За то, что этот гад, служивший вместе с нами, опозорил, невинной кровью замарал святое имя советского солдата и гвардейское знамя нашей части… За то, что детей — из гранатомета…

— Сашка… Товарищ гвардии старший лейтенант! Вы что надумали? — голос Власовчука дрогнул и сорвался на противный тонкий визг.

— Александр, успокойся! Перестань! — попробовал было успокоить друга и Востряков, но Банда даже не повернул головы в его сторону.

— За пьянство при выполнении боевого задания во время несения караула на блокпосту… За нарушение всех правил и норм боевого устава, Устава внутренней и караульной службы Вооруженных Сил СССР… За невыполнение приказа командования в боевых условиях…

— Ребята, да что же вы стоите?! Да мы же вместе с вами пули ловили и кровь проливали!.. Он же с ума сошел!.. Ну вы же все знаете меня! — Власовчук уже плакал навзрыд, слезы катились по его загорелому лицу, но солдаты стояли молча, не шевелясь, скованные странным чувством справедливости, высшей человеческой справедливости этого суда.

-..Я приговариваю бывшего гвардии старшего прапорщика нашего разведывательного батальона Власовчука к расстрелу! — Банда сорвал с плеча автомат и передернул затвор. Солдаты в ужасе бросились врассыпную. Живой коридор распался буквально в один миг, оставив Власовчука у стенки из мешков в полном одиночестве.

Бондарович вскинул автомат, но в этот момент Востряков с силой ударил старлея по рукам сверху, пригибая ствол оружия к земле.

Очередь получилась совсем короткой, но все равно прицельной: пули веером взметнули фонтанчики песка, пробив мешки прямо на уровне коленей приговоренного к расстрелу, и Власовчук упал как подкошенный. Он громко кричал, стонал и ругался, валяясь в афганской пыли, с каждой секундой намокавшей от вытекавшей из его ног крови.

Банда в ярости повернулся к Вострякову, уткнув ствол «калашника» ему прямо в живот.

— Чего лезешь?!

— Саша, перестань. Успокойся, Саша! Слышишь? Пусть все решает прокуратура… Это их дело.

Мы же — не органы, — лейтенант говорил тихо и вкрадчиво, одновременно осторожно забирая автомат у Банды.

И Бондарович будто очнулся. Он молча отдал автомат и ушел на заставу, в офицерское укрытие.

— Ну чего стали? — прикрикнул Востряков на совершенно растерявшихся и обалдевших разведчиков. — Быстро перевязать прапорщика! Сделать ему укол. Подготовить к транспортировке в гарнизон.

Уложить в бэтээр второго отделения… Замкомвзвода приступить к сдаче-принятию поста!..

А сам поспешил в укрытие следом за Бандой.

Местные жители, тоже ставшие невольными свидетелями этой сцены, некоторое время еще постояли в отдалении, а потом, удивленно покачивая головами и тихо переговариваясь, начали постепенно расходиться…

В гарнизоне, в Хайратоне, Банда сам обо всем доложил комбату. Подполковник сначала схватился за голову, а потом, самолично разоружив Бондаровича, на несколько суток отправил его на гауптвахту.

Делом старшего лейтенанта Александра Бондаровича, обвинявшегося непонятно по какой статье — то ли в не правомерном применении оружия, то ли в совершении самосуда, то ли в попытке преднамеренного убийства, — занимался майор-особист. Ох, и помотал же он Сашке нервы, пока оформлял эти свои бесконечные протоколы! По десять раз заставлял Банду пересказывать одно и то же, каждый раз прося расписаться под протоколом допроса.