Книга Убийство арабских ночей - Джон Диксон Карр

– Пруэн! – воскликнул Холмс, словно вспомнив что-то. – Э-э-э… ну да, конечно. При чем тут Пруэн? Что он говорит?

– Он отрицает, что сегодня вечером в музее был кто-то еще, кроме него. Что, конечно, не улучшает его положения. – Я не стал развивать эту тему. – Так вот, относительно кинжала. У кого был ключ от этой витрины в главном зале?

– У меня. Но если произошла кража…

– У кого-нибудь еще был ключ?

– Ну конечно, у мистера Уэйда. Но…

– Кинжал не был украден. Он был извлечен из витрины кем-то, у кого был ключ, после чего витрину снова заперли.

Голос Холмса был еле слышен. Механическим движением он взял два стакана с виски. Теперь я сделал отрицательный жест, потому что нельзя пить с человеком, которому ты бросил такое обвинение, но он спокойно сказал:

– Не будьте идиотом! – и продолжил тем же самым тихим голосом: – Значит, был и дубликат ключа. Могу сказать вам, что я-то его не делал и никогда в жизни не слышал имени Раймонда Пендерела. И я, и мои друзья были тут весь вечер…

– Кстати, с кем вы его провели?

– Джерри Уэйд, сын мистера Уэйда. Наш приятель Бакстер. И еще мисс Кирктон. Сомневаюсь, чтобы вы их всех знали. Мы ждали появления мисс Уэйд со своим приятелем Маннерингом…

– Есть тут кто-то еще?

– Сейчас нет. Были другие люди, но они ушли. Послушайте, вы позволите позвать сюда Джерри Уэйда?

Я посмотрел на прикрытую дверь, что вела в другую комнату. После того как Холмс заскочил туда, там воцарилась подозрительная тишина. Правда, женский голос попытался затянуть «Старый Билл, морской бродяга», но при первых же тактах кто-то на нее строго цыкнул.

– А теперь вы меня извините, – сказал я Холмсу. – Минуту!

Подойдя к двери, я постучал и распахнул ее.

После первых секунд удивленного молчания, на меня обрушилась такая разноголосица звуков, словно я очутился в вольере с попугаями. Комната была столь же невелика, как и первая, в ней было такое же освещение, а воздух был синим от дыма. На диване, обращенном к дверям, сидела, свернувшись комочком, худая длинноногая блондинка, которая, оперевшись локтем о спинку дивана, с удовольствием жмурилась, потягивая коктейль. У нее было одно из тех вдохновенных лиц, которые встречаются на картинах прерафаэлитов,[1]– подчеркнуто бело-розовое, с глазами цвета голубого фарфора; кроме того, у нее была привычка неожиданно и резко наклоняться, словно кто-то давал ей подзатыльник.

Рядом со столом, заставленным лесом бутылок, стоял крепкий молодой человек с ярко-рыжими волосами и в изысканнейшем вечернем костюме. В углу рта он держал сигарету и жмурился, когда дымок попадал ему в глаза, мешая рассматривать высокий шейкер для коктейлей. При моем появлении он повернулся и, бросив на меня взгляд, попытался состроить на лице маску невозмутимого достоинства, с которой явно не сочеталась длинная красная обертка от шоколада, которую какой-то шутник булавками прикрепил ему к груди. Кроме того, он испугался.

Третий гость сидел в кресле, мусоля губную гармонику. О нем могу сказать лишь, что у этого юноши было лицо старика. Хотя он не так давно перевалил рубеж двадцатилетия, лицо его было изрезано морщинами – в равной мере и от частого веселья и от сидения над книгами; если не считать нашего друга доктора Фелла, думаю, что не встречал такой добродушной физиономии. Молодой человек находился в таком возбуждении, что казалось, будто он жестикулирует, даже когда сидит совершенно спокойно. Невысокий человечек в старом твидовом пиджаке, с черными волосами, подстриженными по немецкой моде, он, развалясь в кресле, приветственно помахал мне рукой.

После краткой паузы вольер дал о себе знать. Гарриет Кирктон откинула голову, словно на нее снизошло вдохновение, и, открыв рот, начала какую-то песню, продемонстрировав гланды прерафаэлитов. Показалось, что сейчас рухнет крыша.

Кто там сту-чит-ся в дверь ко мне?

Кто там сту-у-учится в дверь ко мне?

Кто там стучит-ся в дверь ко мне?

Так де-е-евушка спросила…

Рыжеволосый молодой человек встрепенулся и сказал пропитым баритоном:

– Я считаю, что это предельно возмутительное вторжение без ордера…

Старообразный юноша вытянул руку с таким мрачным видом, словно собирался загипнотизировать меня.

– Уж не тебе сказать, что я не смог, – продекламировал он низким голосом. – И не тряси передо мной ключом кровавым. Пусть Юджин Арам пройдет меж нами, запястья в кандалах. О, Сэмми, Сэмми, ну почему нет у тебя алиби? – Затем он извлек хриплый аккорд из губной гармоники, улыбнулся и закончил нормальным голосом: – Добрый вечер, старина. Выпейте. Как дела с накладными бакенбардами в Скотленд-Ярде?

В этом галдеже прорезался тихий, спокойный напряженный голос Холмса.

– Ради бога, – сказал он, – прекратите этот бардак.

Слова его пришлись как раз к месту и оказали воздействие наподобие ушата холодной воды; никогда не видел, чтобы столь шумная компания мгновенно заткнулась. Старообразный юноша тихонько положил губную гармонику рядом с креслом и поднял глаза.

– Ф-фу! – после паузы выдохнул он. – В чем дело, Рон? У тебя такой вид, словно ты вот-вот взорвешься.

– Прошу прощения, что таким образом вторгаюсь в ваше общество, – сказал я им, – но в силу важной причины. Знает ли кто-то из вас человека по имени Раймонд Пендерел?

Рыжий смертельно побледнел. Маленький человечек открыл рот, но, передумав, снова закрыл его, хотя, судя по его виду, было сомнительно, что его сообщение внесло бы какую-то ясность. Но Гарриет Кирктон это имя было знакомо, и тут уж никаких сомнений у меня не было. Девушка была на грани серьезного опьянения. Хотя она не шевельнулась и продолжала сидеть, опираясь на подлокотник, при свете стоящей рядом с ней лампы я заметил, как у нее побелели ногти, когда она с силой вцепилась в ножку бокала. Но я решил, что для меня еще не наступило время решительных действий.

– Никто? – переспросил я.

Они не проронили ни слова, и у меня появилось странное ощущение, что в этой звенящей тишине сгорают все мосты. Снова раздался сухой голос Холмса:

– Инспектор Каррузерс сообщил мне, что этот человек, Пендерел, был убит. Не прерывайте меня. Сегодня вечером он был заколот в музее – поправьте меня, инспектор, если я ошибаюсь, – ножом с рукояткой из слоновой кости, изъятым из одной из витрин. – Холмс аккуратно повторил мои слова. – Я объяснил инспектору, что мы весь вечер с девяти часов находились здесь, но похоже, он все же считает…

– Убийство, – повторил Рыжий и дрожащими руками растер лицо. Он был крепко пьян, но это сообщение так основательно встряхнуло его, как если бы он на машине влетел в столб. Он как-то странно разминал физиономию, словно пытаясь то ли что-то найти на ней, то ли смахнуть. Выражение его загоревшего до красноты лица было рассеянным, но довольно приятным. Когда на него все уставились, он вытаращил карие глаза: – Убийство! Господи, как ужасно! Вы хотите сказать, что убийство произошло прямо в музее? Когда? Когда это случилось?