Книга Дремлющий демон Декстера - Джеффри Линдсей

Абсурд, как такое вообще могло случиться? Декстер, бандит-любовник, ворующий поцелуи. После возвращения домой я долго стоял под горячим душем и, прежде чем забраться в постель, повернул термостат на минимум. В самые темные моменты жизни мне кажется, что холод очищает. Не стану притворяться, будто понимаю почему.

А было холодно. Даже сейчас, все еще среди последних клочьев ночного сна, слишком холодно для кофе и начала нового дня.

Как правило, я не запоминаю сны, а если все же они остаются в памяти — не придаю им значения. Поэтому так нелепо, что этот сон все еще со мной.

Я парю над безукоризненным, хоть и ограниченным рабочим пространством — моя рука, в идеальном унисоне с той, другой рукой, поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…

Я читал книги. Мне никогда не стать человеком; может быть, поэтому люди всегда интересовали меня. Благодаря этому я понимаю весь символизм: парение — одна из форм полета, означающая секс. А нож…

Ja , herr Doktor . Нож — это означает Mutter, ja?

Хватит, Декстер. Глупый, бессмысленный сон.

Зазвонил телефон, и я почти выпрыгнул из своей шкуры.

— Как насчет завтрака у Уолфи? — Это была Дебора. — Я плачу.

— Сейчас субботнее утро, — ответил я. — Нам туда никак не попасть.

— Я приеду раньше тебя и займу столик. Встретимся там.

Закусочная «Уолфи» в Майами-Бич — это традиция Майами. А поскольку Морганы — семья из Майами, мы всю жизнь ели там по всяким особым закусочным случаям. Почему Дебора решила, что сегодня один из них — выше моего понимания; наверняка она в свое время прольет на это свет. Так что я принял душ, оделся в лучший субботний повседневный костюм и поехал в сторону побережья. Транспорта на новом перестроенном виадуке имени Макартура было не много, и вскоре я уже вежливо проталкивался сквозь плотную толпу возле «Уолфи».

Верная слову, Дебора застолбила угловой столик. Она болтала с древней официанткой, женщиной, которую узнал бы даже я.

— Роза, любовь моя. — Я наклонился поцеловать ее морщинистую щеку. Она посмотрела на меня своим вечно хмурым взглядом. — Моя дикая ирландская Роза.

— Декстер, — проскрежетала она с сильным среднеевропейским акцентом. — Хорош целоваться, как какой-то faigelah.

— Faigelah? Это, наверное, «жених» по-ирландски? — спросил я, садясь в кресло.

— Feh,[15]— ответила она, кивнув, и направилась в сторону кухни.

— По-моему, я ей нравлюсь, — сказал я Деборе.

— Кому-то ты должен нравиться. Как твое свидание вчера?

— Отлично. Ты не хочешь как-нибудь попробовать?

— Feh, — ответила Дебора.

— Нельзя все ночи напролет торчать в нижнем белье на Тамиами-Трейл, Деб. Должна же у тебя быть своя жизнь.

— Мне нужно перевестись, — прорычала она. — В отдел убийств. А тогда подумаем насчет жизни.

— Понимаю. Конечно, малышам будет ловчее отвечать, что их мамочка работает в убойном отделе.

— Декстер, ради Бога!

— А что, Дебора, естественная мысль. Племянники и племянницы. Еще несколько маленьких Морганов. Почему бы и нет? Так ведь говорила мама?

Деб сделала глубокий вдох и медленный выдох. Ее секретный способ восстановления контроля.

— Мамы давно уже нет, — промолвила она.

— Я общаюсь с ней по своим каналам.

— Ну, тогда смени канал. Что ты знаешь о кристаллизации клеток?

Я обалдел.

— Ух ты! Ты только что выиграла чемпионат по смене темы разговора.

— Я серьезно.

— Тогда я правда на лопатках, Деб. Что ты имеешь в виду под кристаллизацией клеток?

— От холода. Клетки кристаллизуются под воздействием холода.

Свет вспыхнул у меня в голове.

— Конечно, — говорю, — прекрасно.

И где-то глубоко начинают звенеть маленькие колокольчики.

Холод… Чистый, без примесей, и прохладный нож почти шипит, врезаясь в теплую плоть. Антисептическая, чистая прохлада, кровь замедленна и бессильна; абсолютно правилен и тотально необходим: холод…

— Почему же я не… — начал я и заткнулся, увидев лицо Деборы.

— Что? Что «конечно»? — требовала она. Я покачал головой.

— Сначала скажи, зачем тебе нужно это знать.

Деб посмотрела на меня долгим взглядом и сделала еще один вдох-выдох.

— Полагаю, ты в курсе, — произнесла она наконец. — Случилось еще одно убийство.

— В курсе. Я проезжал мимо вчера вечером.

— А я слышала, что не просто проезжал.

Я поежился. Полиция Метро-Дейд — такая маленькая семья.

— Так что же значит это твое «конечно»?

— Ничего. — Я начал постепенно раздражаться. — Просто ткани трупа выглядели немного не так. Как будто они подверглись воздействию холода… — Я развел руками. — А насколько холодно?

— Как на мясокомбинате. Зачем это ему понадобилось? Потому что это прекрасно, подумал я.

— Холод замедляет кровоток, — был мой ответ. Деб изучающе смотрела на меня.

— А это так важно?

Мой вздох был глубоким и несколько неуверенным. Я не мог ей этого объяснить, она тут же приперла бы меня к стенке.

— Очень важно.

По какой-то причине я почувствовал себя растерянным.

— Почему очень важно?

— М-м… Полагаю, у него пунктик насчет крови, Деб. Это просто ощущение, понимаешь, у меня нет никаких доказательств.

Она посмотрела на меня тем же взглядом. Я пытался придумать что-нибудь, что сказать, но не мог. Остроумный, златогласый Декстер, и вдруг — с пересохшим горлом и проглоченным языком.

— Черт! — наконец произнесла она. — Так в чем же дело? Холод замедляет кровоток, и это очень важно? Давай, Декстер. Что тут, черт возьми, хорошего?

— Я ничего «хорошего» не делаю до кофе, — предпринял я героическую попытку восстановить равновесие. — Просто аккуратно.

— Черт! — снова сказала она. Роза принесла кофе. Дебора сделала глоток. — Вчера вечером меня пригласили на семидесятидвухчасовой брифинг.

Я зааплодировал.

— Отлично. Ты в обойме. Только зачем тебе нужен я?

В Метро-Дейд принято собирать всю убойную команду примерно через семьдесят два часа после убийства. Следователь и ее команда обсуждают дело с экспертом-медиком, а иногда и с представителем прокуратуры. В результате вырабатывается единое направление.