Книга Женское оружие - Елена Кузнецова

Аринка отгоняла от себя такие недостойные, как ей казалось, мысли, но ничего поделать не могла, а потом вдруг вспомнила то, что говорил ей как-то покойный муж: «Расчет чувствам не помеха. Расчет чувства подкрепляет, но чувства расчет направляют. И не дай бог начать какое-то дело, если чувства с расчетом не в ладах — добра не жди».

«Как про меня нынешнюю Фома тогда сказал! Непростая мне любовь досталась, но другой теперь и не надобно… И расчет, и чувства — все на Андрее сходится… И все равно боязно… за себя, за него… за нас… Да что же это я? Когда это бабе жизнь легко давалась? Глядишь, и поможет мне Пресвятая Богородица. Богородица?.. или… Лада? Кого мне за Андрея благодарить? Ой, да неважно. Главное — не дам я пропасть этому дару: приспособлюсь, себя переделаю, как надо будет, лишь бы с ним рядом остаться, а там… может, и пригодится бабкина наука да ее благословение».

Обоз тем временем шел и шел, переправился через Случь и миновал Княжий Погост. Наконец Илья, с которым Арина с тех пор частенько беседовала при каждом удобном случае, сообщил ей:

— Ну все, последняя ночевка. Завтра после полудня в Ратном будем.

ГЛАВА 2

Июль 1125 года. Село Ратное

Утром Гринька, как обычно, подошел к сестре:

— Арин, Михайла сказал, сегодня на ночь мы в Ратном остановимся, в усадьбе Корнея Агеича. Утром в церковь сходим, а после обеда уже в крепость двинемся. Там и будем окончательно на житье устраиваться. Так что завтра, считай, на место прибудем.

Хоть и понимала Арина, уезжая из родного села, что прежняя жизнь ушла безвозвратно, но только сейчас осознала окончательно — все, пути назад нет. Новую начинать надобно… До этого она думала все больше об Андрее. Снова и снова возвращалась в мыслях к своей просьбе об опекунстве, переживала насчет правильности такого решения, а главное, терзалась вопросом: почему он согласился? То ли из одного чувства долга, то ли ухватился за возможность получить семью — хоть таким способом, то ли… Свои надежды она и про себя не решалась проговорить.

А вот теперь к ней пришли другие сомнения и переживания: каково им на новом месте будет? Как-то их в Ратном встретят, как на нее — чужачку, под влиянием мгновенного порыва напросившуюся в подопечные к члену рода Лисовинов, посмотрит глава этого рода — суровый и властный Корней Агеич? И дело даже не в его доброй или злой воле: к чужакам везде настороженно относятся, потому как непонятно — польза или вред от них будет роду. А ведь всяко еще обернуться-то может. Примут ли их в общину или прогонят прочь, а если примут, то кем, на каких условиях? Одиночке не выжить — это она знала твердо, так что хочешь — не хочешь, а приспосабливаться к новой жизни ей придется, если не ради себя, то ради своих близких. И… ради Андрея.

«Только бы не прогнали, только бы приняли, а уж я из себя вон вывернусь, но стану для них своей, докажу, что не будет от меня вреда, а польза быть может!»

С этими мыслями она и въехала в широко открытые по случаю их прибытия ворота в высоком тыне, окружающем сгрудившееся на пригорке у реки то самое удивительное и пока непонятное ей воинское поселение — Ратное.

Пока обоз продвигался к центру села, Аринка, сидя в телеге с девчонками, с любопытством осматривалась вокруг.

Село как село — побольше, чем Дубравное, но обособленнее, что ли. Чувствуется, тут люди более закрыто живут, своим обычаем и порядком. Да и чужие, наверное, редко здесь появляются — уж очень далеко от проезжих путей. Оттого и тын вокруг села высокий, словно тутошние обитатели к обороне всегда готовы. Но в остальном — ничего особенного. Дома за крепкими высокими заборами приземистые, основательные, словно они, как и хозяева, настороже и в любой момент готовы от чужих защищаться.

Бабы толпились возле колодца на самом въезде, встречали обоз, но смотрели издалека. По лицам некоторых заметно было, что узнали своих, рады, но никто не подбегал к конным ратникам и телегам, не кидался на шею мужьям и сыновьям, не нарушал строгого воинского порядка, которому все здесь, похоже, так или иначе подчинено. Все терпеливо ждали, пока начальствующие позволят разойтись их родным по домам, тогда уж и поздороваться можно как следует, а пока изредка кто-то из женщин, просияв лицом, как будто ненароком взмахивал рукой, но и только.

Аринку с сестренками в телеге конечно же заметили сразу — видно, прочие были всем хорошо знакомы, а тут — бабы с детишками, посторонние, явно чужие.

Первой на них обратила внимание какая-то тетка с любопытными быстрыми глазами, вытянутым, по-своему красивым лицом, но необъятными телесами. Она стояла впереди всех и жадно рассматривала приехавших, словно боялась пропустить или не заметить даже самую пустячную мелочь. И ведь не выискивала глазами в строю или на телегах никого из своих, просто шарила взглядом, умудряясь, кажется, одновременно держать в поле зрения весь обоз, и буквально лопалась от любопытства — даже рот был слегка приоткрыт. Когда она разглядела наконец телегу, где ехала Аринка, то вытянула шею и затопталась на месте от нетерпеливого любопытства. Оглядела Ульяну, деда Семена, девчонок наконец зацепила взглядом Аринку, да так и впилась в нее глазищами, казалось — сейчас дырку протрет. Потом пихнула локтем в бок свою соседку, быстро затараторила ей что-то на ухо, и та тоже уставилась на чужаков, а за ними — и прочие.

Ох и неласковыми были эти взгляды! Ну да иных Аринка и не ожидала — чужаков ласково не встречают, да и знала уже от Ильи, что здесь холостых мужей не хватает, а молодых вдов и девок в избытке. Еще одна молодая да красивая вдова вряд ли кого обрадует. Впрочем, мужские глаза говорили совсем иное: пусть и много баб в селе, да все равно новая, собой пригожая равнодушной никого не оставит. К тому же почти все здешние, как приметила Аринка, были светловолосыми, оттого и ресницы с бровями казались белесыми, лица смазанными. А ее темные косы, с рыжевато-красным оттенком (как батюшка посмеивался — гнедой масти), хоть и не видны из-под повоя, зато издалека бросались в глаза темные, будто нарисованные брови и такие же ресницы, словно тонким угольком очерчивающие синие глазищи вполлица.

Знала она, что красива, другое дело, что после смерти Фомы красота эта ей больше неприятностей доставляла, чем радости. Вот и здесь — будь она неприметной серенькой мышкой, не смотрели бы сейчас мужи так откровенно, но и бабы на нее уже заранее не злобились бы. С некоторой тревогой Аринка подумала — какова-то окажется боярыня Анна Павловна? А вдруг тоже так же ревнива, как ратнинские? Илья-то сказывал, что в Михайловском городке она всем заправляет…

В этих тревожных думках и не заметила, как до усадьбы лисовиновской добрались.

Андрей подъехал, спрыгнул с коня, кивнул ей, снял с телеги девчонок. Аринка заметила, как потрясенно смотрят на эти, казалось бы, самые обыкновенные поступки многочисленные домочадцы, что вышли во двор навстречу прибывшим.

«Да что они все уставились так? Ну подошел, помог детей снять… Живой же человек, их же родня, а они таращатся, словно чудо-юдо увидели…»