Книга Венецианская блудница - Елена Арсеньева

Подавив ехидную ухмылку, Лючия потупилась, сложила руки наколенях и, нервно теребя кайму шали, пробормотала:

– Простите, сударь. Я была так неучтива, перебивала вас лишьиз своего женского любопытства. Все это меня заинтересовало до крайности. Такнеобычно, так волну-у-юще!..

Намеренно растянув последнее слово, она дрогнула ресницами –густые тени задрожали на бледных щеках, потом медленно, рассчитанно медленноподняла виноватые и враз томные глаза на Шишмарева – и несколько мгновенийглядела на него этим взором, в коем робости становилось все меньше, а томности– все больше, почти физически ощущая, как он затрепетал. Еще бы ему незатрепетать. Подумаешь, какой-то захудалый Шишмарев! Да от ее взгляда самЛоренцо Анджольери вибрировал, словно туго натянутая струна…

Лоренцо, дьявол! При воспоминании о нем призывный свет вглазах Лючии погас, осталась лишь робость, и Шишмарев с видимым облегчениемвздохнул, словно вырвался из некоего плена, принимая прежний уверенный вид:

– Коли так, сударыня, слушайте. Едет княжна Александраналегке, ибо весь ее гардероб в Москву отправлен загодя, – назидательнопроговорил он, и Лючия едва удержалась, чтобы не фыркнуть: «Много ты знаешь оженском уме! Да ведь это и без вопросов ясно любой женщине: если на бал едутналегке, стало быть, наряды либо отправлены загодя, либо прибудут позже!«

– Смею вас заверить… да что! поклясться готов, что план мойпродуман до тонкости и никаких нестыковок быть не может. Разве что помешаеткакая-нибудь непредвиденность, но от них никто не может уберечься. Тут ужпридется сообразоваться с обстоятельствами, и посему я особенно счастлив, чтомоей партнершей в игре будет столь предприимчивая и хваткая особа.

– Один вопрос! – не выдержав, Лючия умоляюще сложила руки. –Только один!

– Ну? – недовольно буркнул Шишмарев.

– Мы с вами знакомы лишь с позавчерашнего дня, а вашзамысел, судя по всему, обдуман весьма тщательно и задолго до этого. Чтопроизошло бы, когда б вы не встретили меня?

– Ну, что, – неохотно проворчал Шишмарев. – Князь Андрей…

– Андрей? – вскинула брови Лючия.

– Извольский, князь Андрей Извольский принужден был быисполнить условие пари и похитить княжну Александру.

– Принужден? – с запинкою повторила Лючия. – Per amor diDio! [22] Так значит, он женится на ней не по любви?

– По любви?! – с непередаваемым пренебрежением воскликнулШишмарев. – Кто здесь говорит о любви?! Да эти двое друг друга терпеть немогут!

***

Ах, какая долгая, бесконечно-долгая выдалась нынче ночь!Сначала этот безумный разговор с Шишмаревым, который так и закончился ничем;потом бессонница подступила, и Лючия чуть не до свету сидела под окошком, глядяв непроглядную тьму, столь же необозримую, как все белое, заснеженноепространство России. О Мадонна, эта страна что-то притупила в Лючии, словно быпоуспокоила ее пылкую натуру, до того, что некоторые из ее пленительных свойствздесь как бы оледенели. Вот ведь не кинулась она очертя голову в авантюру,предложенную Шишмаревым, а испросила времени подумать до утра. На самом делеона, разумеется, не намерена была играть в эту нечистую игру с собственнойсестрою, но показалось неучтивым без убедительного объяснения отвергнутьпросьбу человека, коему она дважды обязана. Кроме того, быстрый ум Лючии уженевольно занялся этим «маскарадом», которому, само собой, не суждено сбыться.Ведь сейчас в Венеции маскарад… а Лючия устроила бы его продолжение здесь, вРоссии. Она не сомневалась, что сумела бы отлично изобразить княжну Александру,поскольку была прирожденная актриса. И что бы там ни молотил языком Шишмаревнасчет десятилетней разницы, дело всего лишь в пудре, румянах и напомаженныхгубах. Разумеется, грим немножко старит, но Лючия, ночная бабочка, к нему такпривыкла, что и в дороге не переставала подкрашиваться. Но если все это смыть,откроется то же свежее восемнадцатилетнее личико, каким, надо полагать,обладает и княжна Александра. Ее сестра… Наверное, она, выросшая среди этихпросторов, такая же сонная, малоподвижная, ко всему на свете равнодушная, как ився ее страна. Да и князь Андрей, очевидно, таков! Лючия их не винила: такаястынь вокруг – тут не до пылкости чувств! Вообще, наверное, русские занимаютсялюбовью только летом – как медведи, пробудившиеся от спячки! Эта мысль до тогопозабавила Лючию, что она громко фыркнула, и, словно в ответ, за перегородкойраздались шаги Шишмарева.

Вишь-ка, тоже не спит, мечется из угла в угол. Вотсвидетельство того, сколь ошибочна посылка Лючии о сонном русском темпераменте:уж Шишмарева-то вялым, бездеятельным никак не назовешь! Он испытывает к князюАндрею ненависть просто-таки вулканической силы, ежели измыслил и тщательноприуготовил против него такую каверзу. Не просто женить на нелюбимой, вдобавокнанеся урон ее чести, – женить на приблудной авантюристке, которая оставиткнязя вскорости в самом позорном положении, сделав предметом насмешек.Единственное благо, которое может произойти в случае согласия Лючии, это то,что княжна Александра постепенно восстановит свою репутацию и не утратитдевственности. Однако для Лючии, которая рассталась с сим сокровищем во временанезапамятные с помощью какого-то баркайоло, благо сие было сомнительным. Но дляэтих оледенелых русских, пожалуй, невинность девицы должна иметь значение…

Шишмарев за стенкой громко топнул об пол. Небось изнемогаетот беспокойства, что его план сорвется. Да, для него это много значит, непросто самолюбие потешить! Если Шишмарев, конечно, не соврал, то в случае удачион сделается истинным набобом [23], а при провале не только впадет в настоящуюнищету, но и может угодить в долговую яму, перенеся вдобавок позорную публичнуюпорку, которую русские называют торговой казнью. Тетушка его, финансовый генийопасного предприятия, конечно, ни за чем не постоит, чтобы покаратьослушавшегося племянника. Ведь она уверена в своей полной, почти царственнойбезнаказанности!

Лючия хихикнула, вспомнив, как вчера Шишмарев обрисовывал ейтеткин норов. Старуха презирала его какого-то там дальнего, чуть ли не ввосьмом колене, предка, который, совершив мезальянс, утратил приставку кфамилии и звался теперь просто Шишмарев, а не Шишмарев-Лихачев. Помешанная народовитости, эта княгиня теперь презирала и всех потомков того бедолаги,всячески их унижала и даже кликала презрительными именами.