Книга О самом главном - Ронда Грей

— Вы имеете в виду Томпсона, — хмыкнула София. — У меня он что-то не вызывал особого доверия. Надеюсь, что вы, мисс Олдфилд, не пойдете по его стопам, а? Ну вот и ужин подан!

Стол был большим, резного дуба. Хрусталь сверкал, великолепным был фарфор, качество блюд выше всяких похвал. Эстер и росла не в бедности, и живет нужды не зная, но и ей было чему удивиться: на краю света, среди пустыни, существует завораживающий оазис богатого аристократизма. Впечатление, будто из мира практицизма и забот судьба забросила ее в красивую сказку.

Темы застольной беседы менялись, гости перескакивали с одного вопроса на другой, как часто бывает среди друзей, которые видятся нечасто, а поговорить хочется о многом. Правда, нашлась и сквозная линия — наводнение.

Гости Софии и вправду оказались людьми доброжелательными и дружелюбными, в основном владельцы дальних ферм. Наутро им предстояло улетать. Мартин Бартон, в отличие от своей худощавой напористой супруги, был крупным, спокойным и молчаливым.

Из разговора стало понятно, что этот увалень родился тут неподалеку в семье, история которой схожа с историей клана Картеров, Теперь София намерена восстановить былую славу фермы Вестклифф, что потребует частых отъездов, а Мартин как раз этого-то и не любит. Супружеская чета Бартон — лучшее подтверждение тому, что противоположности сходятся. Казалось бы, Мартину такая говорливая и настырная женщина в супруги категорически не подходит, но вот же — живут, и счастливо. Видимо, София родилась под счастливой звездой.

Эстер после ужина осталась одна на веранде, продолжая размышлять над увиденным и услышанным. Там ее и отыскал Билл.

— О чем думаете? — Увидев, как Эстер вздрогнула, извинился. — Простите, я не хотел испугать вас!

— Да вы вовсе меня и не испугали. Почему вам всем кажется, что я из пугливых?

— Смотрите, там вдали — озеро. Не помню, рассказывал ли я об артезианской скважине. Из-под земли вода, которой мы пользуемся, поступает горячей, и мы охлаждаем ее в трубах, которые проложены под озером. Вам не было скучно, Эстер?

— Нет, вовсе нет!

— Ужин, кажется, удался.

— Безусловно, удался!

— Так, значит, вы остаетесь?

Эстер с любопытством взглянула на него. Да, все так: несмотря на желание Софии демонстрировать свою власть, подлинным хозяином здесь являлся все-таки только он — Уильям Картер.

— Зачем спрашивать? Сами же знаете, что у меня нет другого выхода. И вот что я вам скажу: плохо воспитали вашу сестру, а не вас. Она сама сообщила мне об этом.

— Тут виноваты наши родители, — совершенно серьезно заявил Уильям. — Может быть, посидим здесь и поговорим? А можем вернуться и попить чаю или кофе. Принести сюда? Выбирайте. Там события развернутся попозже.

Эстер, казалось, смущена трудностью выбора.

— Ну что, попалась между молотом и наковальней? — как бы ни к кому не обращаясь, пробормотал Уильям. В его голубых глазах опять веселились чертики. Он терпеливо ждал ответа. И тут появилась София, толкая перед собой столик на колесах.

— А, вот вы где укрылись, — по-доброму констатировала хозяйка. — Все уже получили свое, так что это все для вас. Я пояснила дорогим гостям, что вы уединились, чтобы обсудить деловые проблемы. Эта ночь чертовски подходит именно для такого занятия, не правда ли?

— Спасибо тебе, София, — произнес Уильям, едва не скрежеща зубами.

Сестра же сделала вид, что не поняла интонации. Потом, укоризненно покачав головой, исчезла. Эстер не произнесла ни слова. Уильям, вопросительно приподняв бровь, разлил кофе из серебряной кофейницы.

— Надеюсь, вы уже заметили, что с Софией себя надо вести пожестче? А теперь садитесь.

Билл указал на длинную деревянную скамью, тянувшуюся вдоль стены, и протянул Эстер чашку черного кофе с одним куском сахара. Оказывается, он уже заметил, что гостья предпочитает именно такую пропорцию.

— Так на чем мы остановились? Ах, да! Мы рассуждали на тему о том, почему София выросла такой. Испорченной. А я нет. Дело в том, что наши родители не очень подходили друг другу. Практически всю свою совместную жизнь они находились в состоянии войны. Боюсь, что мы, дети, тоже были в разных лагерях. Моя мать вела военные действия или по крайней мере пыталась делать это, используя детей. Но отец дал ей понять, что меня испортить он не даст. Сестра появилась пятью годами позже — все, знавшие ситуацию, ломали голову, как это вообще могло произойти. Но тем не менее родилась девочка, и мать в ее лице получила мощное подкрепление.

Эстер нахмурилась.

— В это трудно поверить. Как могут двое взрослых людей…

— Двое взрослых людей, оторванных от большой земли, состоящие не один десяток лет в балансе отношений «любовь-ненависть», могут наделать такое, что трудно и вообразить!

— Как ни странно, вы говорите об этом без особого осуждения. Удивительно и то, что вы с сестрой не стали ненавидеть друг друга.

— Я всегда считал себя человеком очень покладистым, не умеющим ссориться. И очень люблю Софию, которая, — он неожиданно рассмеялся, — как ни парадоксально, всегда защищает мои интересы, хоть и допуская при этом мелкие глупости. В ней бродят гены болтливости, а против наследственности — не пойдешь.

Эстер если и оспорила его слова, то исключительно в той части, которая касалась покладистости характера:

— Вы ведь тоже свои таланты в землю не прячете и — как бы сказать помягче? — от скромности не умрете.

Он засмеялся, не без удовольствия вглядываясь в лицо собеседницы.

— А вот вы наоборот. Видимо, от отца унаследовали исключительную скромность и одновременно всесокрушающую любовь к цифрам и счетам.

— Нет, скромность, если таковая во мне есть, я унаследовала от мамы, — поспешила заявить Эстер. — Я думаю, что вы не очень правильно во мне разобрались из-за того, что я человек довольно скрытный. Ведь так?

Он молчал, не торопясь соглашаться. Потом тихо произнес:

— Из-за этого все и происходит. Мне трудно представить, что было бы, если б нашелся человек, рискнувший бросить Софию незадолго до венчания.

Эстер непроизвольно вздрогнула, и немного кофе пролилось на блюдце.

— Дайте-ка мне ваш кофе, — потребовал он, забирая у нее и чашку, и блюдце. Протерев блюдце салфеткой, возвратил кофе гостье.

— Несмотря на вашу любезность, вы мне так же неприятны, как и ваша сестра, — спокойным голосом сообщила молодая женщина.

— Ну уж это вы слишком! Нет, я вовсе не плохой человек, — запротестовал Билл. — Я, кстати, тот, кого вы целовали, с кем вы были в довольно интимном контакте, а теперь я просто пытаюсь узнать вас получше. Конечно, обратная последовательность была бы логичней, но что поделать, коли так уж случилось. Вы почему-то предпочитаете танцевать со мной, обниматься, даже бегать по линии прибоя, но только не разговаривать. Поэтому не стоит пытаться заклеймить меня за стремление наверстать допущенный пробел любыми методами.