Книга Скифы и гунны - Николай Петрович Толль

в состав китайской империи и играла впоследствии не малую роль в государственной и культурной жизни Китая. Население северного Китая, наполовину перемешанное с оседавшими кочевыми племенами, резко отличается этническим типом, культурными навыками и языком от остальной империи.

Для успешной борьбы с кочевниками нельзя было ограничиваться постройкой великой стены и крепостей, нужно было противопоставить равную по силе, боеспособности и вооружению армию. Китайская пехота годилась только для обороны. Как только китайцы стали переходить в наступление, выяснилось, что пехота бессильна бороться с кочевниками в степи. Гунны прибегали к обычной тактике кочевников, заманивали китайские войска вглубь Монголии, изнуряли частыми и неожиданными нападениями и, наконец, когда отряд, обессиленный походами, голодом и потерями, поворачивал назад, кочевники непрекращающимися ударами окончательно уничтожали отступавший отряд. Китай удачно использовал уроки войны и поражения и в короткое время создал кавалерию, вооруженную и обученную на кочевнический манер и способную к борьбе в степях. От стратегии древнего мира — воевать на одном направлении одной армией, китайцам пришлось скоро отказаться. Такая стратегия в степях, где не было определенных точек, городов или крепостей, захват которых решил бы исход войны, была бессмысленна и бессильна. Уже во втором веке до P. X. войска Ханьской династии действовали против гуннов на широком фронте, несколькими отрядами конницы. Во время гуннских войн выработался или был заимствован от кочевников тип конного отряда в 30 тысяч всадников, пригодный для исполнения самостоятельных задач и снабженный обозом и продовольствием. Отряды выходили из разных точек границы и действовали в назначенном им направлении, поддерживая связь друг с другом. Одновременно с конной тактикой, китайцы должны были перенять вооружение и костюм кочевников, более отвечающий условиям войны и жизни конного отряда. Вместе с военными обычаями, костюмом и оружием, мода на все кочевническое повидимому так же, как позже в Риме, в сасанидской Персии и в Византии, охватывала часть населения Китая. Это стремление подражать гуннам оставило на искусстве Ханьской династии глубочайший след. Появляется интерес и вкус к изображению всадников, лошадей, варваров. В орнамент проникают кочевнический звериный стиль и темы борьбы животных, правда, измененные и приспособленные к китайскому вкусу. Этот переработанный звериный стиль надолго входит в китайскую орнаментику, соединяясь с древним китайским геометрическим узором. Заимствуется от кочевников форма круглого металлического зеркала с пуговкой и узором на обратной стороне. Глубокое влияние кочевников на искусство Ханьской династии легко может быть прослежено на археологическом материале, бронзе, резных камнях и скульптуре. Создаются целые отрасли художественной промышленности, точно копирующие кочевнические пластинки с изображением зверей и животных, сложных сцен, где нападающий хищник терзает лошадь или козла. Лишь графически четкие орнаментальные линии и некоторые детали выдают китайское происхождение. Готовились ли эти изделия для Китая, или для сбыта кочевникам, не ясно. Не без влияния кочевников создался повидимому царский погребальный ритуал древних китайских династий, во многом напоминающий погребения скифских царей. Император Ше-хуань-ти (династия Цинь, 246–210 г. до P. X.) был похоронен с умерщвленными рабами и женами, в специальном, еще при жизни устроенном подземном помещении в горе. К области чисто культурных влияний кочевого мира на Китай должна быть отнесена система летоисчислений циклами по 12 лет, с названием годов именами животных, заимствованная Китаем от кочевников.

В свою очередь и кочевники подвергались проникавшему в степи культурному влиянию Китая, древняя цивилизация которого была во многих отношениях значительно выше кочевнической и не могла не оставить глубоких следов на жизни кочевых народов. Тем более, что Ханьская династия прилагала большое старание, чтобы «цивилизовать» если не всю орду, то по крайней мере династию и двор. С определенной целью проводить китайские влияние и культуру посылали в жены гуннским царям китайских принцесс. Несколько поколений царей гуннов происходили, повидимому, от китайских матерей. Постоянными проводниками китайской цивилизации были многочисленные китайские пленные и перебежчики, полководцы и послы, охотно принимаемые и жившие при дворе в качестве советников и специалистов, дипломатов, знатоков Китая и техников. Сами князья и царьки гуннов, их сыновья и братья, подолгу иногда задерживались и жили при императорском дворе в качестве заложников и послов. Для восточной части степной Евразии единственной культурной страной с высокой техникой, из которой шли необходимые кочевникам товары и изделия, мог быть только Китай. Об интенсивной торговле кочевников с Китаем сообщают хроники. Громадные количества шелка, иногда доходившие до 30 тысяч кусков, отправлялись ежегодно гуннам. Китайские императоры часто посылали ко двору дорогие подарки: одежды, украшения, золотые художественные изделия, оружие, колесницы, музыкальные инструменты и прочие невиданные среди кочевников вещи. Археологические находки подтверждают широкое распространение китайских монет, художественных изделий из бронзы и полудрагоценных камней жада и нефрита и шелковых тканей по степям восточной Евразии. Особенно интересные и богатые находки китайских шелковых тканей сделаны в самое последнее время экспедицией П. К. Козлова в курганах северной Монголии. Вместе с шелком, крепко вошедшим в кочевой быт, проникали китайские узоры и сюжеты. Следы китайских влияний могут быть открыты во многих варварских изделиях Сибири и Монголии. Ко двору Тань-ху, царя гуннов, посылались из Китая лакомства, рис и водка[16]. Китайские влияния должны были глубоко проникать в степной мир, и значение их не может быть еще вполне оценено, так как археологическое изучение зауральских степей только еще начинается. Отдельные изделия китайской промышленности заносились далеко на запад, к берегам Черного моря, передвигающимися кочевыми племенами и торговыми караванами.

Поход китайцев в Фергану в самом конце II века до P. X. привел мелкие царства и города в бассейне Тарима в зависимость от Китая. Хребет Тянь-Шаня отделял новые китайские владения на Тариме от кочевников. Положение китайцев в восточном Туркестане не было очень прочным. Самое северное княжество — Турфан, как отмечалось выше, тяготело к гуннам и пользовалось всяким удобным моментом, чтобы освободиться от китайской зависимости. Города, лежавшие на путях шелковой торговли, и особенно Лу-лань около Лоб-нора, очень страдали от тяжелой повинности поддерживать торговый путь и содействовать проходящим караванам. Поэтому гуннские шайки грабителей всегда находили в местном населении тайную поддержку.

Приблизительно в 60 году до P. X., для управления восточным Туркестаном и двумя главными торговыми путями, соединявшими Китай с Персией и Индией, была учреждена должность Наместника Западного Края, с резиденцией около Харашара. Кроме того, в его обязанность входил надзор за осунями, кан-гюйцами (К’ань-киу) и другими кочевыми народами. Около 70 года до P. X. северные города на Тариме — Турфан, Куча и Аксу — отложились от Китая и перешли на сторону гуннов. Экспедиция 71 года против кочевников должна была вернуть бассейн Тарима вновь под китайское владычество (см. выше). В период ослабления Ханьской династии и появления на китайском